Читать Паб Голубой Маячок

Я стоял возле дороги, рассматривая все вокруг, оперевшись на невысокий, примерно метровый, железный, черный, с виду старинный столб, плотно забетонированный возле бордюра; там же, в ряд, вдоль пешеходной дорожки, длилась череда таких же столбов. По другую сторону находилось старинное здание родильного дома Rotunda, начавшего свою деятельность еще в далеком 1745 году. «Да! Какая же все-таки старина в этом Дублине!» – думал я про себя, рассматривая фундаментальную постройку с незначительными элементами экстерьера, и даже не заметил, как в это же время сбоку кто-то меня рассматривал. Повернув голову, я увидел мужчину примерно сорока пяти лет, невысокого роста, с поседевшими, густыми, слегка вьющимися волосами. Лицо его было слащавое и слегка припухшее, с коричневатым от загара оттенком. Он стоял очень близко, практически вплотную, и, то опуская, то поднимая голову, рассматривал меня из-под своих очков в позолоченной оправе. Я глубоко вздохнул и подумал: «Ну что же нужно этому пожилому джентльмену?». Да, да… В свои двадцать два года люди за сорок казались уже стариками.

– Hello. How are you? – послышался высокий, скрипучий голос. «Неужели опять?» – пронеслось у меня в голове. Второй за неделю! И все это из-за моей сиреневой куртки и ее оранжевых резинок, обтягивающих талию и запястье. Ну не было в магазине другого цвета! Вернее, были, но я не успел – их быстро размели такие же малоимущие, как и я. Пришлось купить эту, с мыслями о том, что Ирландия – все-таки уже Европа; но, как оказалось, еще далеко нет! В первый же день, проходя по своему неблагоприятному району, от местной ребятни я получил несколько камней в спину, услышав при этом: «Hey you, faggot!», после чего я остановился, где-то внутри прекрасно понимая их, так как в странах третьего мира поступили бы точно так же, и все же не желая, чтобы этот поступок прошел безнаказанно, я подошел к этой шантрапе. Их было человек семь.

– Hey you, – громко крикнув, обратился я ко всем сидящим на ступеньках у входа в небольшую, старинную, обшарпанную, недействующую капеллу. – I am not а faggot! You understand?! – сказал я серьезным, вызывающим тоном. – And you, come here and let's fight, – буркнул я и указал пальцем на самого старшего и крупного подростка, стоящего в середине своей компании. Шантрапа просто рассмеялась, не принимая мои слова всерьез, вызвав во мне полное недоумение; и, ничего не ответив, без малейшего желания выяснять отношения, продолжили как ни в чем не бывало разговаривать между собой. Я развернулся и ушел. Зато после этого случая меня знал весь район, кое-кто даже здоровался; а на мою сиреневую курточку уже никто не обращал внимания. Вот такая была Ирландия в 1999 году. Но все поменялось очень быстро, невероятно быстро, буквально за два года. И те, кто кричал: «Ирландия – страна не для геев!», кричали уже обратное.

– I am fine, – ответил я, недоверчиво смотря на любопытного джентльмена. Он еще раз окинул меня с головы до ног своим подозрительно-любознательным взглядом и сказал на понятном, что звучало даже непривычно от ирландца, английском:

– Ты, наверное, ищешь работу, раз прогуливаешься без дела посреди недели? – я и вправду был без работы в это время, несколько недель назад уволившись по собственному желанию из кухни одного очень оживленного французского ресторана, где работал шесть дней в неделю по восемь-десять часов в день – посудомойщиком.