Свет в моей комнате был всегда очень тусклый. Тёмно-зелёные обои делали пространство ещё меньше. Узорчатый ковёр, повидавший столько ног, сколько не видел, наверное, ни один коврик от плоскостопия, был уже не для тепла и уюта, его просто опасно было трогать, ведь, вероятнее всего, он бы рассыпался на крошки. Ничем не примечательная мебель стояла по разным углам, не подчиняясь никакому фэншую. Моё любимое место здесь – уголок около окна. Небольшой фиолетовый диванчик со встроенным столиком, печатная машинка и давно пожелтевшая кружка, постоянно наполненная самым дешёвым растворимым кофе, были моими лучшими друзьями в этом доме. Каждую свободную минуту я проводил именно здесь, глядя на взволнованный и кишащий людскими мыслями проспект. Нелюбимым местом в моей норе была зона около старой деревянной двери, на которой слоёв краски было больше, чем фантиков у ребёнка, который раскрыл мамин тайник с конфетами. Изнутри я всегда закрывался на задвижку, потому что ключ сотрудничал с замком только после четырех минут усилий найти нужное для него положение. Вешалка для одежды тоже совсем не привлекала глаз, да и одежда на ней была похожа больше на дачный гардероб. Я никогда не стремился к моде, любую новую рубашку мне всегда заменяли эксклюзивные сборники сочинений любимых писателей. Другое дело – обувь, ей я уделяю должное внимание. Для пары моих ботинок и летних сандалий я даже купил отдельную тумбочку бежевого цвета, которая совсем не сочеталась с остальной мрачной и обшарпанной мебелью. Зеркало, на недавно упомянутой двери, доставшееся мне от старых хозяев, использовалось больше как декор, прикрывающий облезлую краску. Во-первых, против света я мало что мог разглядеть, а во-вторых, я люблю уходить из дома в хорошем настроении, а мой вид, зачастую сопровождающийся мешками под глазами и неприбранной причёской, заставляет чувствовать себя неуверенно. Отдельным видом удовольствия были благовония, на которые я спускал если не половину, то третью часть своей зарплаты точно. Запахи были важной составляющей моей жизни. Благодаря им, закрывая глаза, я мог представить, что так пахнет моя контора, а я в деловом костюме договариваюсь об интервью и подписываю открытки читателям. Но всё обрывалось, когда я слышал разговоры о непристойном росте цен и отсутствии работы за своей прекрасной, уже знакомой вам дверью.
* * *
Дома я находился часто. Это было единственное место, куда я мог пойти после работы. В выходные же я вообще его почти не покидал. Все эти шумные вечеринки, выставки, дети, бегающие в фонтанах, и жизнерадостные прохожие – никогда не радовали меня. Им я предпочитал тихий вечер в компании своей Маркизы. Так я называл печатную машинку, давно служившую мне добрым товарищем-вдохновителем.
Одиночество никогда не пугало меня. Люди – это просто ресурс. Мы используем друг друга для поднятия настроения, продолжения рода, заработка, лечения и прочего. Для собственного успокоения человечество придумало чувства: любовь, тоску, счастье, гнев и так далее. От одиночества у нас принято избавляться, большинство считают, что с ним жить невозможно. Но почему мы не можем быть ресурсом для самих себя? Может быть, мы так себя не любим, что постоянно ищем причины тратить себя на других?