Читать Зима в середине лета

«Не самое лучшее место для смерти», подумал Алан. Он так часто шутил. Он вообще парень странный. Но не страннее других. По версии Алана не существует не странных. Его любимая фраза «Что рай для паука – то хаос для мухи».

Но сейчас не об этом. Так почему же в жизни Алана появилась эта шутка? Для этого придётся вернуться в его ещё не так далёкое детство. Хотя, когда ему исполнится шестьдесят, он будет повторять, что детство у него было только вчера. Алану было двенадцать, когда умер его дедушка. Самый близкий для него человек на свете. Отец пил и работал. Только потом Алан вспомнит как это было странно, ведь трезвым он отца не видел. Но тот работал, не пропуская ни дня. Да, вахтёром, но работал. И его не увольняли. Мама Алана тоже работала постоянно, поэтому дома были в основном дед Сергей и Алан. Дед всегда рассказывал Алану интересные истории. Одна из историй была о том как он на рыбалке видел огромное нечто, непонятно, то ли рыба, то ли гигантское плавучее брюхо его отца, то ли Лохнесское чудовище. «Хотя чудовищем его не назовёшь, так, сказки.» То ли действительно Несси, то ли всё-таки это был островок. «Деда, ты, наверное, заснул». Но дед был непреклонен.

Алану двенадцать. Родители на работе. За окном веет прекрасный бриз небольшого морского городка, пахнет цветущей сиренью и свежими простынями. Дед пришёл с перекура на лоджии и сел в кресло «сказочника», как его называл Алан. Естественно, потому что дед рассказывал реальные и невероятные истории именно в этом кресле. Сел в кресло и сказал:

«Сейчас тебе самую смешную историю моей жизни расскажу и покажу», схватился за сердце и обмяк. Алан долго ещё думал, что дед играет и долго смеялся. Казалось дед вот-вот поперхнётся, как обычно, и начнёт рассказывать, как дошло до этого момента, но дед оставался неподвижным. Алан перестал смеяться, хотя последние секунд двадцать он смеялся уже чисто по инерции. Позвал деда, тот не откликался. «Дед, я не понял». Потом вечером какие-то врачи, полиция, пьяный отец.

Сейчас Алан живёт в Москве, варит кофе для всех, кто заходит в кофейню и радуется жизни как может. Он эту историю вспомнил, пока взбивал пенку для капучино.

– Ваш кофе.

Алан посмотрел ещё раз на ту, что заказала кофе. Он до этого её уже видел. Она приходила три раза в день. Алан ещё всё думал, насколько же она красива, и как не бережёт себя. Три чашки кофе в день. Ещё у него была мысль, что кофе она берёт не себе, а начальству. Или парню, но последняя версию ему не подходила «по этическо-моральным», как он объяснял себе, принципам.

Сегодня она носит лаванду, но пьёт миндальное. Лавандовые духи. Вот, вроде не клише, но слышал этот запах Алан теперь довольно часто. И всё время вертел головой в поисках этой девушки с аккуратной, элегантной родинкой под левым глазом. Чуть левее середины глаза. Сегодня вечером будет чем заняться, подумал Алан. Он так думал каждый раз, когда её видел. Она ведь и не понимала, что для неё он готовил самый лучший кофе. Из-за неё он до сих пор не уволился из кофейни. Он уже закончил институт, но всё ещё продолжал работать в этой кофейне только чтобы смотреть на неё и улыбаться ей. Она тоже ему улыбалась, но Алан не решался спросить чего-то большего, кроме: «Как всегда, с воротничком?». И одевал чашку в «воротничок». Она мило кивала. Она была из учтивых. Тех, кто снимает наушники. Хоть и большую часть времени Алан стоял к ней спиной во время того как они виделись, он мог разглядеть её в отражении металла кофемашины. Ничего особого, но просто смотреть на неё было лучшим в его жизни на протяжении трёх лет. С тех пор как он сюда устроился. Но ему было отчего-то невмоготу познакомиться с ней. То ли от того, что сам он ни за что бы не купил кофе здесь из-за его цены, то ли из-за того, что так сильно боялся отказа, что если бы он произошёл, то он бы просто не знал, как жить дальше.