Мне тучи шепчут притчи над рекой,
В которую ныряют колокольни.
Стрижам и чайкам под дождём привольно,
А город празден в этот час лихой.
Над мостовой шуршащий шум машин
Плывёт и утопает в хлипких липах.
И слышен грай крылатых архетипов,
Их криками намокший сквер прошит.
Благоухают кущи бузины,
По тротуарам капли бьют морзянку,
Пищат синицы, тенькают зарянки,
Не разбираясь в отзвуках войны.
Фатальность стала главной из примет,
Здесь кофе пьют под рокот канонады.
И с раздраженьем никакого сладу,
Когда надежд на безмятежность нет.
Мой дикий край, где половецких баб
Вгоняли в основанья хат казачьих.
Где воздух летний душный и горячий
Нас не спасал от цепких шахтных лап.
Мы углублялись в книги, и в шпуры
Входили анкерно, и этот мир крепили,
Питаясь воздухом со взвесью чёрной пыли,
Не зная, что мы часть большой игры.
Но мы не верили в зависимость свою,
И обходили споры стороною.
Пока наш мир не снизошёл на дно и
Мы у судьбы осели на краю.
Здесь на кладбище над утомлённой рекой,
Где могилы стык в стык, как дощечки паркета,
Мы с тобой оказались – заложники лета,
И высокого неба коснулись рукой.
Здесь сквозь кроны лучи пробивались едва,
Озаряя гротескный портрет Пастернака,
Над рядами камней, чей удел одинаков,
Мы слонялись и в пазлы слагали слова.
Воздух душен и густ был, как перед грозой,
За оградой корова паслась одиноко,
Улыбался печально поэт Виктор Боков,
Рядом свиток гранитный гласил: «Доризо».
Мы с тобой удивлялись, немного отстав,
Что здесь время казалось застывшим и плоским…
Здесь сошлись Евтушенко, Чуковский,
Тарковский,
Рядом с ним деревянный голбец-кенотаф.
Уходили мы молча, ворот хриплый зев
Пропускал нас, как будто портал меж мирами.
Леденцовые маковки плыли над нами,
И князь Игорь встречал нас, распятье воздев.
Вот так и дышу я сомненьем живым:
Глазел на Оку, но не видел Невы.
И нивы волнистые, всплеск ковыля
Близки мне. Но снится другая земля!
Я столько писал – не свести топором:
О киевских кручах над древним Днепром,
О шахтных глубинах, о кольцах Москвы…
Но я до сих пор не дошёл до Невы.
Я пики Ай-Петри в стихах воспевал,
Бродил по дворцам, в катакомбах бывал,
Дышал водопадами, слушал прибой…
А хочется встретить рассвет над Невой.
А я весною этой обездолен,
И ощущаю в стылом сердце пустоту.
Как лепестки ловлю надежды на лету,
И грежу о родной земле до боли:
Не хочется ни сакур, ни магнолий,
Увидеть бы, как абрикосы зацветут.
Не хочется морской волны камланья,
Залитых солнцем гор в чужой стране…
Мечтаю я о новом светлом дне,
Когда прохладной утреннею ранью
Увижу я на грани мирозданья,
Как зеленеют терриконы по весне.
Ведомый судьбой по сырой и холодной земле,
Устало листаю десятки кочующих миль.
Моя одиссея свершается в Па-де-Кале
На ветреных улицах сонного города Лилль.
Чуть ёжась, по скользким проулкам вперёд, наугад
По лужам бреду, словно в песне апостол Андрей.
Кофейни, театры, и тут же впивается взгляд
В соборный фасад утюга Нотр-Дам-де-ла-Трей.
Но ветер бродяжий зовёт, и тоскою объят,
Смиренно вхожу в постаревший сутулый вокзал.
Часы мои сникли и стрелки уставшие спят…
А хищное время опять обнажает оскал.
Отцвели форзиции,
Сдав свои позиции:
У весны ротация – зацвела сирень.