Перо белой куропатки
Снежная буря сотрясала чум, в тёмном месяце так бывает часто. Сянуме только-только успел опустить за собой полог, как Подземного льда мать принялась забрасывать снежные мауты>1 к звёздному небу, срывая сверкающие искорки на потеху своим девяти сыновьям. Сянуме поблагодарил суровую Сыраду-няму>2, за то, что дозволила счастливо завершить охоту и вернуться к родному очагу, к старенькой мамке, хлопотавшей в центре чума у огня.
Парень с удовольствием растянулся на оленьей шкуре в ожидании ароматной похлёбки, которую мамка неторопливо помешивала, то и дело подбрасывая в котелок корешки и травы. Запах летней тундры плыл по чуму. Тепло струилось от очага, заботливо обнимая усталого охотника. Нежная песня мамки лилась из любящего сердца, ласкала слух, проникала прямо в душу. Песня принадлежала только ему, Сянуме, последнему сыну, младшенькому. Песня родилась вместе с ним, с ним и умрёт. Её мелодия будет жить, пока бьётся сердце Сянуме. Это материнское благословение и оберег.
Задремал Сянуме. Привиделось ему, что бежит он по лунной дороге, петляющей среди шкур звёздных оленей, которые развесила просушиться Туй-нямы – Огня мать. Сверкают шкуры, переливаются разноцветными волнами, вспыхивают языками яркого пламени, да не обжигают. Весело охотнику ловко уворачиваться от всполохов небесного огня, весело удаль свою показывать. А Туй-нямы стоит высоко на серебристой площадке рядом с Кичеда-нямы – Луны матерью, кивает и улыбается благосклонно.
Вдруг снежный маут мелькнул прямо перед молодым охотником, обвился вокруг сиреневой звезды, сорвал её с неба. Заплакала Туй-нямы. Рванулся Сянуме навстречу падающей звезде, перехватил маут сильными руками, смотал умело, а звезду обратно в небо подбросил. Туй-нямы и Кичеда-нямы радуются, на серебристой площадке танцуют. А парень подбоченился гордо, победителем стоит посреди лунной дороги. Тут и обрушилась на него сеть, свитая из снежных ремешков сыновьями Сырады-нямы, и голос загремел сурово: «Как смеешь ты игрушки у моих детей отнимать?»
Забился охотник, да не тут-то было! Крепко держит снежная сеть. Тянут её невидимые мощные руки, увлекают Сянуме в ледяное царство, сам станет игрушкой злых детей Сырады-нямы. Барахтается отчаянно парень, только напрасно всё: ремешки снежной сети туже скручиваются, завиваются в толстые жгуты, надёжно опутывают охотника. Нет пощады от разгневанной матери глупому человеку-обидчику.
Откуда ни возьмись, налетела стая белых куропаток. Разметали птицы снежную сеть, освободили охотника, опустили на сугроб бережно. Самая крупная куропатка гладит крылом по щеке, а из глаз серебряные слёзы падают. Протянул Сянуме руку к её крылу, взвилась стая, исчезла вмиг, как и не было. И только нежный напев едва касается слуха, да смех, будто бубенчики оленьей упряжки, тает в морозном небе.
***
Мамка склонилась над спящим сыном. Славный мальчик вырос. И впрямь, утешение в горе. Сильный, ловкий, совсем, как отец. И статью в него пошёл – высокий да плечистый, и лицом, и характером. Залюбовалась мамка дитём, невесомо гладит длинные чёрные волосы, проводит пальчиком по дугам чёрных бровей, легонько касается тёплой ладонью щеки. Улыбается навстречу распахнувшимся тёмно-карим глазам-озёрам: