Читать Паутина
I
Весною 190* года, въ холодныя и дождливыя сумерки, по тихой окраинной улицѣ очень большого губернскаго города тихо пробирался, – щадя свои резиновыя шины отъ колдобинъ и выбоинъ мостовой и осторожно объѣзжая лужи, которыя могли коварно оказаться невылазными провалами, – щегольской «собственный» фаэтонъ, везомый парою прекраснѣйшихъ гнѣдыхъ коней въ строжайшей вѣнской упряжкѣ, но съ русскимъ бородатымъ кучеромъ-троечникомъ на козлахъ. Сочетаніе получалось смѣшное, но экипажъ принадлежалъ мѣстному руководителю модъ, настолько признанному въ авторитетѣ своемъ, что не только никто изъ встрѣчныхъ прохожихъ и проѣзжихъ господъ интеллигентовъ, но даже ни единый изъ дворниковъ y воротъ, либо верхомъ на доживающихъ вѣкъ свой, архаическихъ тумбахъ, и лавочниковъ въ дверяхъ лавокъ своихъ, ни единый и никто не смѣялись. Напротивъ, всѣ провожали фаэтонъ взглядами одобренія и зависти: вотъ это, дескать, шикъ такъ шикъ! Смѣшно было, кажется, только самому хозяину фаэтона, губернскому Петронію, arbitre elegantiarum. То былъ маленькій, горбатый человѣчекъ, съ огромною головою, покрытою превосходнымъ парижскимъ цилиндромъ, – haut de forme, a huit reflets, – a ниже сверкали подъ золотымъ пэнснэ умные, живые, семитическіе глаза, бѣлѣлъ тонкій длинный носъ малокровнаго больного человѣка, и роскошнѣйшая черная борода спускалась по груди на… русскій армякъ тончайшаго англійскаго сукна, украшенный… значкомъ присяжнаго повѣреннаго!..
– Вендль шикуетъ, – сказалъ, глядя на страннаго господина въ странномъ экипажѣ, изъ-за гераней, заростившихъ кособокія окна низенькой столовой, учитель городского, имени Пушкина, училища, Михаилъ Протопоповъ.
Тогда тощая, на зеленую кочергу похожая, жена его сорвалась изъ-за стола съ самоваромъ и бросилась къ окну, оставивъ безъ вниманія даже и то обстоятельство, что тяжело шмякнула о полъ дремавшаго на ея колѣняхъ, любимаго желтаго кота.
– А-а-а… скажите, пожалуйста… а-а-а…, – стонала она, покуда, медленнымъ и граціознымъ движеніемъ, точно танцуя на своихъ четырехъ колесахъ классическій босоногій танецъ какой-нибудь, эластически влачился мимо оконъ учительскихъ безукоризненный вѣнскій экипажъ. – Ну, до чего-же, однако, люди въ прихотяхъ своихъ доходятъ!.. удивленія достойно… а-а-а…
Супругъ внимательно гладилъ кустистую рыжую бороду и, не то съ сожалѣніемъ, не то съ умиленною гордостью, повторялъ:
– Шикуетъ, Вендль, шикуетъ… Жжетъ батькины денежки… Только, братъ, дудки! Сколько ни состязайся, Эмильки тебѣ не перешиковать…
Супруга безпокойно оглянулась на дверь въ кухню и, убѣдившись, что она плотно заперта, сказала мужу съ упрекомъ:
– Ты бы, Михаилъ, потише…
– A что? – пріосанился учитель Протопоповъ, услышавъ въ голосѣ жены привычную ноту житейскаго трепета, на которую онъ, въ качествѣ мужчины, интеллигента и выборщика, долженъ приготовить привычную же ноту мужественнаго гражданскаго протеста. – Что я сказалъ особеннаго? Кажется, ничего.
– То, что нехорошо: какая она намъ съ тобою Эмилька? Не сломаешь языкъ назвать и Эмиліей Ѳедоровной.
– Очень надо! Не велика пани. Обыкновеннѣйшая помпадурша изъ сочиненій Щедрина.
– Ужъ этого я не знаю, изъ какихъ она сочиненій, но только Воздуховъ вылетѣлъ изъ-за нея со службы по телеграммѣ изъ Петербурга. A потомъ едва укланяли ее, чтобы генералъ-губернаторъ простилъ, оставилъ его въ предѣлахъ губерніи. A Воздуховъ былъ не тебѣ чета: податной инспекторъ, со связями, свой домъ…