Цыганка нагадала, что если удастся ему дожить до двадцати двух лет, то будет жить дальше.
Столь неконкретное предсказание хваленой гадалки никак не могло удовлетворить мать мальчика.
– То есть – как дальше, как то есть – если удастся? – нетерпеливо стала спрашивать она, пытаясь вытянуть из гадалки как можно больше за установленный тариф. – Он что, может не дожить до двадцати двух? Почему именно двадцать два? А если доживет, то дальше как? Переменится он, или таким же останется?
Мальчику было четырнадцать, единственный сын, но уже в этом возрасте он вполне подходил под юридическое определение – криминальный элемент; родители по горло были сыты его недетскими проказами, отец трижды вытаскивал его из отделения милиции, где ему могли пришить серьезную статью за вооруженное нападение вместе с другими подростками, хулиганами и бездельниками. Был мальчик членом уличной бандитской шайки, курил и баловался наркотиками, как и все его товарищи, подворовывал вместе с приятелями; часто дрались с другими уличными шайками, пуская в ход ножи и кастеты, отвоевывали пространства в этом неспокойном пригородном районе, где селились преимущественно беженцы, из своих родных домов захватчиками из соседней страны, изгнанные и рабочий люд, пролетарии. Главарю шайки было шестнадцать лет, и он уже успел отсидеть срок в колонии для малолетних преступников и среди своих одиннадцати членов шайки был, как говорится, в авторитете, держал их в узде и его слушались, как старшего и более опытного товарища. Вот в такой шайке пребывал и наш паренек на горе своим родителям, матери, выплакавшей все слезы, но сам он был горд и весел, как человек уже нашедший свое место в жизни.
И вот сердобольные соседки надоумили мать мальчика отвести парнишку к известной в их районе гадалке, считалось, что она удачно предсказывала будущее, из десяти раз восемь попадала в цель; многие из этих советовавших женщин испытали результаты гадания на себе, или своих близких и оставались довольны. Цыганка была не совсем цыганкой, просто за ней закрепилось это имя – Цыганка, она не возражала, считая, что это прозвище еще сильнее будет способствовать привлечению клиентуры, на доходы от которой она и жила, и неплохо жила, преуспевала, не забывая угождать и правоохранительным органам, ища порой (когда не в её пользу складывались обстоятельства) в них защиты и уповая. Она была наполовину цыганкой, от матери – азербайджанка, а отец её происходил из венгерских цыган.
Мальчик, как ни странно не стал возражать, когда мать, уже втайне приготовившаяся к бурным спорам и по этому поводу не сомкнувшая глаз до самого утра, стала его уговаривать пойти с ней к её хорошей знакомой и поговорить о дальнейшей его, мальчика судьбе. Мальчику самому вдруг сделалось интересно, и он послушно – что с ним случалось крайне редко – поехал с матерью к «тетеньке гадалке».
Но когда мать услышала от предсказательницы, насчет двадцати двух лет, которых им с отцом оставалось ждать, терпеть и мучиться еще целых восемь лет, такое предсказание никак не могло её удовлетворить, и она пожалела об уплаченных вперед немалых деньгах.
– Еще восемь лет?! Целых восемь лет!? – вскричала она. – Но как эти восемь лет будут? Когда кончатся наши мучения?!