… у пера янтарный стержень, а нити из простой рыболовной лески. Метафорично… Я со всем остервенением заглотил наживку, что уже двадцать лет гниет в этом проклятом особняке. Старомодный инструмент письма вгрызается в кожу, втягивает жизненную силу, чтобы потом вновь отдать её. Год за годом моя кровь сохнет на пергаментах, оставаясь единственным ключом к избавлению.
На листок падает нервная, чем-то до глубин естества запуганная, дрожь четверки свечей. Я бы открыл старые шторы, снял с потрескавшегося окна всю бахрому! Но за всей этой пылью не улица. Во всяком случае, не настоящая. И не день солнца сгорает там, по ту сторону теней жизни, а простая лампа накаливания. Сколько ещё сидеть здесь?..
Скрипнул стол, кончик янтаря погрузился в смолу чернил и заскользил по пергаменту. Колдовство… Едва коснусь, буквы полезут алые – то настоящая кровь! Моя кожа усыхает, складываются морщины, а листок восстанавливает чистейшую белизну с новой строкой. Всякий раз в пальцы проникает жгучая боль, как стрекающими клетками морской твари. Под эпителий к нервным окончаниям, в глубь мышц и до стертых костей…
Я не знаю, чего от меня хотят. Пытался сбежать, срывая древнюю паутину и разнося покосившийся сруб! Но лишь Она способна выпустить меня на свободу. Только лишь в Её воле прекратить это.
Закончил, настроил радио. Последняя связь с внешним миром… Меланхолия тягучего джаза уймет боль, прогонит жажду изловить мучителя и порвать его в клочья кровавых ошметков! Всё равно палач ускользает, только попадется на глаза. А ненависть, желание отомстить за все страдания смертью и стенаниями, зря перегораживает путь к спасению. В ненависти нет свободы, ярость не принесет избавления.
Что-то не так получилось… Перечитаю четверостишие, забравшее ещё несколько лет жизни:
«Призрак в сумрачных одеждах,
Утратой дней былых ты опустился…
Там покой и зной в невеждах!
Там, где с жизнью я простился…»
Почему Ей не нравится? Достаточно абстрактное представление всех трудов, что легли на дно бесплодной тишины. Каждая прописная буква и мне, и листку – ранение! Сочится кровь, стекает в трещины трухлявого стола. Но одна из свечей потухла… Значит, у меня ещё три четверостишья на попытку исполнить волю мучителя. Затем наказание…
Вы заключали когда-нибудь договор с дьяволом? Такие дела плохо заканчиваются, не так ли? Моя ситуация куда как хуже… Дьявола можно понять, он преследует конкретные цели. Абсолютное зло, что чистейший свет или непроглядная тьма, пусто и легко воспринимается. Но я в ловушке сил, обладающих ещё большим могуществом, при этом подвластных лишь одному понятию – искусства! И оно столь невообразимо, высоко и низменно одновременно, что мой ум просто не способен утолить его влечений. Неужели я навек здесь, взаперти?..
Разум, лишенный рассудка; беспробудный танец без единого движения – вот мой палач, мучитель и та самая Она…
Черт… Нужно писать дальше, хоть не имею желания. Только ожидая конца, пусть одного и того же, но всё же – Эпилога. Я могу и не дожить до финала, тогда всё начнется с начала.
Ещё четыре строки под треск радио и аромат старенькой трубки, что пыхтит сухим табаком:
«В себе храню я света мягкое тепло,
И жажду… подняться в небеса!