⇚ На страницу книги

Читать Лугорские хроники

Шрифт
Интервал

Пролог

Первый удар Большого колокола грянул над площадью, взметнул пёстрое море голов, рук и праздничных одежд и, отражённый многоголосьем возбуждённой толпы, понёсся по окрестностям, возглашая: «Сейчас начнётся!»

Испуганный мальчик выронил пирожок и схватился за голову, затыкая уши перепачканными ладошками.

– Ах ты ж! Два лепа на ветер! Шкодник ты этакий! – запричитала мать, растерянно глядя, как чей-то сапог вдавливает в грязь разноцветную посыпку вместе с медовой сдобой и ягодной начинкой.

Было жалко и пирожка, и денег, и перепуганного сына. Рука уже потянулась, чтобы дать ему подзатыльник, но колокол ударил снова, и мальчик зарыдал – громко, не сдерживаясь, взахлёб.

– Ну будет, будет! – мать принялась лихорадочно трясти его, гладить по голове и целовать в лоб. – Ну что ты, как маленький. Это же колокол. Вон там, видишь? Смотри, как блестит!

Грянул третий удар.

– Это храм Предвечного Атия. Будешь плакать – Атий на тебя рассердится…

Четвёртый.

– Нет, нет! Он не будет сердиться! Он добрый! Он сердится только на плохих людей, у которых нечистый огонь внутри!

Пятый.

– Да уймись ты! Смотри – вон Великий яр сидит. Совсем близко. Сейчас услышит, как ты ревёшь…

Шестой.

– А вокруг – смотри, какие нарядные стражи! Это Когти Пардуса…

Седьмой.

– Чшшш… Не плачь! А то чистые братья придут, спросят: почему мальчик плачет?

Восьмой.

– А мы ответим: «Кто плачет? Никто у нас не плачет! Мы пришли на очищение посмотреть!»

Девятый.

– Все знатные яры Лугории собрались. Когда ещё такое увидишь?

Десятый.

– Сейчас заразу сожгут – и всем лучше станет! И мой зайчик плакать перестанет…

Одиннадцатый.

– Да замолчи ты уже! Сейчас прогонят нас – и я не увижу ничего из-за тебя!

Двенадцатый.

Все замерли – и Великий яр Эгрис в окружении верных стражей, и знатные яры, и пестрая толпа, и лоточники с пирожками, и чистые братья, и даже плачущий мальчик на руках у матери…

Двери храма оставались закрытыми.

Знатные лугорцы начали недовольно посматривать в сторону белоснежных стен и блистающих позолотой ворот храма, а толпа – перешёптываться. Через несколько минут высокие двери распахнулись, и небольшая процессия двинулась в сторону круга очищения. Послушники посохами расчищали путь Пречистому отцу Арфазию, высокому и тощему старику в тяжёлой белой рясе, расшитой золотом. Его монашеский капюшон был украшен жемчугами в виде стрелы в круге – символа веры чистиан. Следом в окружении монахов шла женщина, тоже в белом и тоже с символом веры в руках. Но на этом сходство заканчивалось. Женщина лет сорока еле волочилась на опухших ногах с разбитыми пальцами, её руки безвольно висели вдоль тела. Длинная нижняя рубаха и бумажная корона на голове составляли всё её одеяние. В толпе засвистели и закричали на разные голоса:

– Келеагоново отродье! Чистым огнём нечистый сожжём!

Велияр сохранял невозмутимый вид, но все понимали: опоздание Пречистого отца можно расценивать по-разному. Поэтому все с нетерпением ждали, что тот скажет в своё оправдание. Арфазий не стал бы Пречистым, если бы не понимал таких вещей, поэтому, заняв своё место на помосте, поклонился Эгрису и произнёс:

– Долгих лет и славной жизни Велияру, да хранит его Предвечный Атий. В нашем опоздании виновна эта преступница: ей вздумалось падать в обморок, отнимая время у благородных и досточтимых лугорцев. Только за то, что заставила ждать Велияра, она уже достойна наказания.