Читать Истории из банки

Каждый год я жду весну. Солнце растворяет зимнюю белую тоску, как горячий чай – сахарный песок. Весной жизнь становится слаще. Меняет вкус.

В это нежное время года я широко распахиваю окна – впускаю в озябшую квартиру расцветающую жизнь. Я тоже расцветаю. Как белая сирень во дворе.

Первого марта кажется, что жизнь обязательно станет другой. Счастливее. Ярче. И можно будет пить ее взахлеб, как ледяной березовый сок, которым когда-то угощал бодрый дядя Володя. С жадностью глотать, как истории о любви. Они так сочетаются с этой переменчивой и соблазняющей порой!

Я открываю банку. Под тугой крышкой – истории. Пряные, на вкус – жимолость; свежие, как майский ветер; дразнящие и игривые, как тонкие колготки. Весенние рассказы о тебе и обо мне. О любви.

Пробую шершавые строчки и неловко улыбаюсь. Нырнем в эту весну вместе? Ты и я.

У бабушки – легкая походка и озорные юные глаза. Она говорит «па-па-па» и утыкается носом в мое плечо. Вместо слов – один надоедливый слог. Как больно, когда тебя не понимают!

Год назад бабушка лежала в реанимации – инсульт. Недели борьбы, весенние холодные утра, которые начинались с остывшего чая и тяжелых прогнозов врачей. В те дни я часто думала о том, может ли жизнь быть ужаснее смерти, и не находила ответа.

Бабушка выжила. Смогла бодро ходить, танцевать и петь. Заново научилась жить, бесстыжая. К радости одних. К горечи других. Чужих. Тех, кто присваивал себе бабушкины чугунные сковородки и яблоневый сад, пока она отбивалась от смерти на узкой койке.

Какая свежая весна! Мы идем, взявшись за руки, мимо одноэтажных домов. На красный крыше одного из них лениво вертится флюгер. Бабушка смотрит на небо, улыбается и напевает «Я люблю тебя, жизнь!».

– Будем жить? – спрашиваю я у нее.

– Па-па-да! – отвечает бабушка и смеется.

Так мы и идем. Позади – ссоры, реанимация, сложная реабилитация и предательство. А впереди, за поворотом, нежная весна. Нам с бабушкой на двоих больше ста лет. У меня – набирающая силу молодость, у нее – вера в вечную жизнь, которая потечет через меня и напитает ее правнуков. Мы – разные, мы – о разном. Но в одном мы с бабушкой очень похожи – мы любим жизнь.

«Па-па-па», – говорит она, сжимая мою руку. Я все понимаю, бабушка, все-все, не переживай. Я не хочу, чтобы тебе было больно. «Па-па», – повторяет она, и вдруг надоедливый слог превращается в движение. «Раз-два-три», «раз-два-три», «раз-два-три» – мы смеемся, танцуя на сыром асфальте. Бабушке говорили, что она не сможет ходить. Врали. Сейчас, сегодня, весна, и моя бабушка танцует вальс, уверенно переставляя уставшие ноги – па, па, па.

Мне снится очень странный сон: в нем Егор Крид и университетский бывший едут со мной в Бугульму. Последний пишет, что у меня очень смешные истории в социальных сетях. В этом полубреду-полуяви я говорю: «Не смейся над моими шутками, если ты сейчас не один. Это почти измена».

Сонным утром вспоминается юный апрель и Д., который ухаживал за мной тогда. Предположим, что отношения – это отрезки, соединенные точками, каждая из которых – значимое событие в жизни пары. Когда я поняла, что нравлюсь Д.? В ресторанчике на Белорусской.

Пауз не было – мы ели бургеры и травили друг другу байки. Я пересказывала мужчине напротив свой смешной английско-русский диалог с парнем из Грузии. Л. как-то поделился историей из детства и потерялся в русских словах. «Ну… браун баян», – сказал он. В мае, за столиком ресторана, именно на этой фразе я задохнулась от смеха. Я хохотала, и Д, дипломат в дорогом костюме, смеялся вместе со мной. Я не могла остановиться, а Д. изучал мои юные черты и и смотрел уже иначе. Нежнее. И вечер тогда был чудо как хорош.