Читать Биржевик
«Погибели предшествует гордость, а падению – надменность».
– написал Соломон в Притчах, в Ветхом завете еще тысячи лет назад.
Тетрадь
Вечер уже обнял день полностью, скрыв собой остатки его света. Я шел по центральному проспекту, по аллее, вокруг которой были высажены тополя, молча вонзающиеся в темное небо пиками. Нет ничего лучше, чем пройтись вечером и сдуть с себя этот академический налет. Вокруг меня проезжали дорогие автомобили и сверкали дорогие магазины, которые словно показывали на меня пальцем и стыдили, что я не мог себе их позволить. Но я был далек от всей этой напускной роскоши. Я спокойно ходил по улицам и разглядывал витиеватые вензеля и неповторимую архитектуру старинных домов. Меня больше занимало то, как раньше жили люди, к чему стремились, и почему так красиво строили. Почему раньше у людей хватало мотивации строить основательно и изыскано, а сейчас ее не хватает, и неужели все дело только в деньгах. Я по профессии историк, и мне интересно то, как меняются люди, которые меняют вместе с собой историю. Аллея заканчивалась, и нужно было подниматься по лестнице. Эту рукопись я нашел, когда встал у парапета, облокотившись спиной, и позволив ногам отдохнуть. Она лежала прямо под кустом у ступенек со следами грязных ботинок на своей обложке. Кто-то видимо отшвырнул ее за лестницу, чтобы она не мешалась на проходе. Я поднял ее и сбил с нее грязь о ствол дерева. Открыв ее увидел, что она была исписана с двух сторон разным почерком и стилем. Пролистав по краям, я заметил много записей и пометок с веселыми изображениями по краям, страницы были раздуты. Видно было, что они впитали пот от рук автора, который над ними корпел, и от этого разбухли. Обложка была кожаной или из кожзама, по середине красовался герб, похожий на дворянский, переплет был качественный. Все это говорило о том, что тетрадь была сделана скорее всего на заказ по индивидуальным эскизам и судя по старательному почерку на первых страницах была очень дорога ее владельцу. Владелец однозначно имел высшее образование, даже не смотря на обрывистые предложения, видна была университетская структура почерка и его мыслей.
Придя домой, я откопировал герб, нарисованный всего тремя разными цветами на первой странице, и отправил его своему другу-искусствоведу на экспертизу, а сам сел в кресло и принялся листать. Это был дневник трейдера, торгующего на бирже. Дневник конечно не был исторической ценностью, но безусловно представлял научный интерес к столь загадочной профессии. Торговля одно из самых древнейших занятий, и очень схож по своей сути с другим древнейшим ремеслом. И там и там, чтобы получить прибыль, нужно было продать себя: либо тело, либо душу, либо и то и другое вместе. Я ничего не знал до этого о биржевом деле, и приходил в замешательство, когда видел по телевизору, как в большой яме люди в костюмах неистово что-то кричали друг другу, разбрасывая листы бумаги на пол, который был весь усыпан ими. Теперь все по другому, каждый имея компьютер и интернет, получал быстрый доступ к большим деньгам. И каждый точно желал проверить свои способности в этом легком и непыльном на первый взгляд деле. Стиль повествования и речь были отрывистыми, и можно было догадаться, что автор строк был очень встревожен характером и темпом своей деятельности. Интересно сильно ли он переживал, когда обнаружил, что потерял свой дневник, в котором он излагал мысли стольких тревожных дней. Но я для того, и хочу установить его личность через герб, чтобы потом вернуть эту тетрадь ее владельцу. Не знаю, правильным ли было, с моральной точки зрения, читать чужие записи, но начав, я уже не смог остановиться. Временами у меня начинали дрожать руки, как и его почерк; временами, я так же был расстроен или опечален как его рисунки на полях; и так же рад и горд от его успехов, которые он изображал смайликами и знаками препинания. В его темпе речи и предложениях мне удалось достаточно ясно зафиксировать пульс и безумие рынка в то время. Скорость изменения ситуации на рынке заставляла писать его так же быстро и так же обрывисто и неожиданно. Было так же ощущение, что это рынок отражался под его рукой, а не сам автор. Будто писатель был только чревовещателем биржи, а не самостоятельным думающим игроком.