Читать Один день из жизни идеального общества
Он был изгоем, уродом. Общество его не приняло. Сегодня у него был последний день, когда действовало выданное разрешение на прогулку по Городу Счастья. Он хотел в полной мере насладиться всеми благами цивилизованного мира. Ведь там, куда его отправят, не будет ни одного нормального человека! Какой ужасный жребий! Какой несправедливый мир! Какая тяжкая ноша! Но почему? Почему такая участь выпала на его долю? В чем провинился лично он? Или его родители? Но нет же. Родители были вполне обычными гражданами СоберСити – таковое было официальное название города, в котором он родился и жил.
Но, конечно же, как и всякий местный, он с детства не называл его никак иначе, а только как Город Счастья или же 0E2C1C0E2E2E0E2F19…
Право на изменение и редактирование любого названия целиком и полностью принадлежало каждому гражданину общества от рождения. И это было любимой работой для многих. Какое наслаждение испытываешь, когда твоя родная улица, твой знакомый бар меняют название на то, какое ты сам придумал! Пусть хотя бы на день. Хотя бы на час! Виртуальные очереди на изменения названия всегда были полны заявок.
Вильям тоже нередко пользовался этим правом. Но, в отличие от сверстников, он говорил словами. Его утомляло произносить, как все, название в шестнадцатеричном коде, поэтому на него косились как знакомые, так и незнакомые. Впрочем, последние чаще сообщали куда следует о его сбое. Именно обилие записей и привело его к текущей жизненной точке.
– Что ж, – сказал он самому себе, что также говорило о его нездоровье, – насладимся в последний раз поднебесным миром. Одному Интеллекту известно, что меня ждет там, внизу, на земле!
«Там дикие, страшные племена, не знающие жизни», – часто говорила его матушка, видимо, желая внушить спасительные мысли. Но куда там! Вильям был обречен с самого рождения! Об этом молодым родителям его сообщили сразу, как только он появился на свет. Синапсы его головного мозга отвергли контакт с вживленным чипом, не реагируя ни на один протокол подключения. Так он с детства и остался калекой, уродом, в голове у которого остался всего только бесполезный органокерамический кусок нанотехнологии.
«Такое редко, но бывает, – разводили руками лучшие нейроспециалисты. – Один случай на миллион… Есть надежда, что при достижении семилетнего возраста мальчик с обновлением программы получит соединение».
Но ни тогда, когда ему исполнилось семь лет, ни тогда, когда шестнадцать, не произошло желаемого. Оба крупные программные обновления, прошивающие человека всеми известными теоретическими знаниями и положениями, провалились при коннекте с чипом. Самые крупные программисты разводили руками: соединение шло, чип, питавшийся электрическими импульсами мозга, функционировал стабильно, без сбоев, как показывали отчеты ИИ-систем, но сам сигнал будто поглощался какой-то черной дырой в голове сперва мальчика, а затем и юноши. Вот так Вильям и вырос интеллектуальным калекой. Школ давно уже не существовало, и все предметы загружались вместе со взрослением человека и вовлечением в задачи общества. И в то время как его сверстники тратили на получение знаний от силы полчаса времени в день (а у кого были шкафы сверхбыстрого безлимитного нейроподключения – те и вовсе несколько минут), Вильям корпел над справочниками, распечатанными документациями, килотоннами бумаг по сотням предметов. Но все было, конечно же, без толку. Разве можно было постигнуть сотни тысяч открытий, статей, докладов, материалов, исторических хроник и мемуаров за досадно малое количество часов дня?