Щелк!
«Бычок» – хабарик, запущенный в полет хорошо поставленным движением указательного пальца, произвел посадку в мокрой траве и плаксиво зашипел.
– А помнишь Аньку из параллельного? Она сейчас в Штатах. За папика богатого выскочила. Жалко. Клевая бабец. Я ее как-то вечерком во дворике прижал к стеночке. Торч!
– А я Светку типа люблю.
– Типа?
– Ну, как бы.
– Рыжову?
– Ага. Тоже торч.
– А она?
– Не. Дразнится только.
Второй «бычок» приземлился рядом с первым.
– Да ну?! Как не любит?! Ты нормально просил-то?
– Я ее в мороженицу приглашал.
– И что?
– Не пошла.
– Во, морковка! Давай я с ней побазарю. Чего выкобенивается? Шоугерл рыночная.
Затащу во дворик и объясню – либо с Дыней в мороженицу идешь, либо морду ножиком накрашу. Не пойму я баб. Чего им надо.
– На фиг мне Светка с порезанной рожей? Она некрасивая будет по жизни.
– Торчу я с тебя, Дыня. Ты и рыбку хочешь съесть и бутылки сдать.
– Какие бутылки?
– Из-под «фанты», блин.
Дыня заторможенно уставился на приятеля, по обыкновению «уронив» нижнюю челюсть и пытаясь выстроить логическую цепочку «Светка-„фанта"“.
За эту особенность вытягивать личико в критические для мозга мгновения Дыня и получил свое забавное прозвище. Впрочем, он никогда не обижался на эту, в общем-то, позорную кличку – по той причине, что ничего позорного в ней не находил. Ну, Дыня… Не Урюк ведь. Не Помидор какой…
Недавно он переступил двадцатилетний рубеж, по коему поводу нажрался до крайности вместе с сидящим рядом пареньком. Банкет устроили в парадном старинного особняка, на широком подоконнике украшенного витражом окна с видом на Неву. Для придания торжеству надлежащего уровня Дыня приволок из подвала жившего там бомжа и, повесив ему на шею бабочку из бумаги, заставил прислуживать на банкете. «Чо, мы не люди, в натуре?»
Через час юбиляра, гостей и прислугу прибрал к рукам местный участковый, вызванный бездушными жильцами особняка. Дыня расстроился и пригрозил спалить особняк вместе с «фискальными крысами», но угрозу свою не выполнил по причине отсутствия денег на бензин. Деньги были больной темой в его взаимоотношениях с обществом. Общество денег не давало, а жить хорошо хотелось. Само собой, вину за эту боль Дыня возлагал на общество и на нем же отыгрывался.
В положительной части его двадцатилетнего баланса находилась пятерка по начальной военной подготовке (бег в противогазе), полученная в восьмом классе, а в отрицательной – все остальное. В восемнадцать лет юноша получил приглашение из военкомата, которое сложил «голубем» и запустил с балкона. Больше по данному вопросу отличника начальной военной подготовки никто не доставал, а сам отличник при слове «армия» ронял челюсть, произнося любимое: «Чево-о-о?»
– А мне знаешь кто нравится?
– Ну?
– Алисия Сильверстоун.
– Кто?!
– Алисия Сильверстоун. Я бы ее хоть вот здесь, прямо на траве. И так, и так, и даже вот так.
Собеседник показал приблизительную позу, в которой мечтал соблазнить американскую актрису.
– Клевая коза. Каждую ночь снится, бестия.
– Мне Светка тоже снится, – поддержал тему Дыня. – И все время голая.
– Ладно, кончай о блядях. Сколько натикало?
Дыня извлек из ватника круглый, громко тикающий будильник и поднес циферблат к близоруким глазам.