Соплеменники и товарищи,
Все, кому я был ко двору,
На Ваганьковском меня кладбище
Схороните, когда умру,
Чтобы талой водою вешнею
Мне б горланили свою песнь
Старожилы, кутилы здешние,
Столь любимые даже здесь.
С глаз долой едва схоронившийся
От капели, что март сложил,
Видел вновь бы себя родившимся,
Точно вовсе ещё не жил.
Ну, а если могильной братии
На желанье моё плевать
Или снобов аристократия
Не захочет меня принять,
Вы, друзья мои и товарищи,
По мытарствам моя родня,
На далёком Планёрном кладбище
Схороните тогда меня.
Монументами не измучен лик
Его строгий – не вышел срок,
И есть шанс у реки излучины
Ангажировать уголок.
Здесь, возможно, иная публика,
Желтизной отливает кость,
Но в открытой пока республике
Не последний я буду гость.
Ну, а если, бывает всякое,
Буду вынужден я сменить
Вид на жительство и не вякая
С чемоданчиком семенить
По стране большой, где не очень мне
Сторониться случилось бед —
Обрету покой на Тамбовщине,
Где мой дед возглавлял Комбед.
Мне бродяжничать не в диковину,
На суглинок до чёрта зол
Отойду ко сну успокоенный,
Как в родной сойду чернозём.
На Руси застыл в бессловесности
Разношерстных погостов строй,
Только вам я скажу по честности —
Подойдет для меня любой.
Без креста, без землицы горсточки —
Всё приму, хоть в холстине гнить,
Лишь бы мне до последней косточки
Себя Родине сохранить.
К ней любовь моя и почтение.
В продолжение зим и лет
Мне гнилушкой тлеть – облегчение,
На родной Земле лишь бы тлеть!