Земля, что вокруг моего жилища,
Стала ещё прекрасней с тех пор,
Когда я увидел
Лица, которых доселе не видел.
Всё стало намного прекрасней,
Всё стало намного прекрасней,
И жизнь вся наполнилась благодареньем.
О мои гости, о мои гости,
Жилище моё стало очень большим.
(из эскимосских песен)
Ветер был голоден. Он отправился в поход с далёкого севера, где лежал океан в морщинах торосов. И среди льдин бродили косматые белые медведи в поисках нерп. Медведи, никогда не ведавшие мёда.
Осталась позади тундра с низкими кустарниками и ягелем. С удивительно вкусным ягелем, как думали поедавшие его карибу. Тундра, полная странных легенд, подслушанных ветром подле яранг.
И открылась тайга, где в небо уже дыбилась не застывшая океанская вода, а земля. Горбами сопок она поднимала к облакам красную бруснику, сизый гонобобель, розовый иван-чай, голубовато-зелёный стланик. И лиственницу, чья хвоя умела становиться золотой.
А потом и тайгу оставил далеко позади.
Он устал и проголодался. Ветер упал в траву, мокрую от недавнего дождя. Наконец-то смог обрести тело и подняться на ноги. И оглядеться. Где-то у реки пичуга заводила песню. Так добрая хозяйка заводит тесто на честных дрожжах. Справа от себя странник увидел высокий холм, на его вершине чернели башни готического замка. Иного жилья вокруг не примечалось. Ветер улыбнулся и отправился в сторону замка. Он искренне надеялся, что там его накормят.
* * *
Грифула скучал. Он медленно потягивал животный сок из зелёного бокала со щербатым краем. И грустно смотрел в камин, где огонь лениво лизал шершавым языком дрова. Хозяин замка Вампирьяк не знал, чем ему заняться, ибо обычные все развлечения перепробовал не единожды.
Устроить праздник для желудка? Так он никогда не был чревоугодником. К тому же объедаться в одиночку столь же предосудительное занятие, как и напиваться, чокаясь с зеркалом. А барон де Люп, единственный сосед и друг графа, посещающий иногда замок Вампирьяк, ныне был в отъезде. И оставалось бедному графу всего развлечений – сидеть подле камина, медленно цедить из древнего бокала родовое проклятие, да время от времени переругиваться со своею экономкой, настырной в своей вредности старухой.
Но скучать ему оставалось недолго. До слуха де Вампирьяка донёсся от входной двери вопрос дребезжащего бронзового колокольца: «Приш – чёл гость – ть. Впус – тить, дзинь?».
– Да! – поспешно крикнул граф.
Гость оказался высок, худ, молод, но сед. И в глазах голубого хрусталя застыли усмешка и холод. Грифула никогда не страдал излишними мистическими страхами, но невольно ему стало не по себе. «Наверное, именно так и выглядят смертные люди», – подумал он. Но радушие – превыше предубеждений.
– Добрый вечер! – улыбнулся, сохраняя внутреннее достоинство. Этикет для аристократа – всё равно, что палаш для наёмника, – Чем могу служить?
– Я путник… иду издалека. Если я не стесню вас…, – незнакомец замялся.
– Конечно, нет, – Грифула пришёл на помощь, – Столом не бедны, постелью богаты и гостю всегда мы рады.
Незнакомец улыбнулся, но улыбка не добавила ему света.
– Вы поэт? Там, откуда я родом – стихи и дыхание звучат одним словом.