Читать Эпоха молчания

Коридор родильного отделения казался абсолютно бесконечным. Настолько, что от входа не было видно конца и края. Он просто исчезал где-то вдалеке, в самой темноте, где заканчивались лампы, и начиналась настоящая бездна. Конечно же, это было не так, но Ной представлял, что там дальше существует какой-то совершенно другой мир. Он придумывал людей, которые могли бы там жить.

«Интересно, какие они? Свободные или такие же, как мы здесь? Они могут говорить?» – эти мысли отвлекали от Розы, которая прямо сейчас рожала сына за толстой стеной палаты, находившейся прямо за его спиной.

Одинокая свисающая с потолка лампа покачивалась туда-сюда над головой Ноя. Иа-иа… Сначала это его успокаивало, но через несколько часов начало бесить. Иа-иа… Он не мог понять, почему она не останавливается. Все двери были закрыты, ни малейший ветерок не мог гулять по коридорам. Особенно под потолком.

Ной был высоким худым мужчиной с темными кругами под глазами. Одежда висела на нем, как на скелете. Острые ключицы неестественно выпирали вперед, словно две дверные ручки. Слишком длинные тонкие пальцы то и дело сжимались в кулаки от нервного напряжения. Он боролся со скрипучим звуком лампы, пытался игнорировать, придумывал подходящие по ритму мелодии, а затем накладывал их на еле слышный скрип старой качающейся лампы. Иа-иа… Ничего не помогало. В тишине невозможно скрыться от любого, даже почти неслышного звука, который повторяется много часов подряд. Шесть часов, если быть точным. Именно столько прошло с тех пор, как Ной привез свою жену в родильное отделение и уселся ждать на твердую скамейку около палаты.

Иа-иа-иа-иа… Казалось, скрип добрался до самого ствола мозга и теперь причинял практически осязаемую физическую боль. В ушах начало пульсировать. Больше всего на свете ему хотелось закричать. Но он не мог этого сделать. Не смог бы, даже если бы очень сильно этого захотел. Желание было невероятным, неосознанным, почти безумный. Но где-то внутри себя Ной все еще осознавал последствия, поэтому со всей силы вцепился в свой рот, до крови прикусил язык, а затем вскочил и принялся ходить кругами по узкому коридору. Боль от укуса на несколько секунд заглушила мерзкий звук лампы. Стук подошвы собственных ботинок по мраморному полу помог отвлечься и собраться с мыслями.

Единственное, чего Ной абсолютно не мог понять: почему в коридоре так убийственно тихо? Ведь именно на это крыло не распространялся установленный запрет на тишину, потому что даже несмотря на режим, было очевидно, что роды – это больно. На само деле где-то в глубине души он надеялся услышать хотя бы один сдавленный крик Розы, потому что не слышал ее голоса никогда. Но даже здесь она не проронила ни звука. Видимо умение постоянно молчать закрепилось в подкорке столь плотно, что даже такое неимоверное страдание не могло заставить ее выдавить из себя хоть что-то.

Дверь палаты резко распахнулась, Ноя выдернуло из собственных мыслей. Огромный доктор в белом халате с маской на лице жестом пригласил его зайти в помещение, из которого пахнуло сильным запахом хлорки вперемешку со спиртом. Так они оказались в небольшом коридорчике, двери которого вели в три комнаты. Краем глаза за одной из них он усмотрел замученную жену, которая, распластавшись, лежала на родильном кресле. В ее полузакрытых глазах читалась нечеловеческая усталость.