Я написал «Молчание» в последние годы «нулевых» в Буэнос-Айресе, где воображению не нужно было много добавлять к исторической реальности, чтобы получить то, о чем читатель узнает из книги. В те времена опубликовать роман было невозможно, и его прочли только несколько моих друзей. Сегодня я публикую этот полузабытый текст, потому что мне нравится его буэно-айресская грусть, сюжет без поучений, и еще потому, что кошмар, которым он был рожден, по сей день жив и бродит по улицам города.
А. Е. Ханин, март 2018 года, Москва
Пролог
"Мглой зальет мне душу,
Померкнет лазурное небо,
И я сна я лишусь на веки,
Когда ты уйдешь от меня" (1) -
напевает себе под нос старый шкипер с лицом, будто вырезанным из мореного дуба. На шкипере ветхая тельняшка и хорошо просоленный брезентовый бушлат. Он стоит у штурвала с короткой трубкой в зубах и уверенной рукой направляет баркас по черному зеркалу Ла-Платы в сторону Буэнос-Айреса. Кругом стоит глухая аргентинская ночь. На носу суденышка словно утес, сложенный из кусков антрацита, высится Публикатор. Запахнувшись в плащ-крылатку, надвинув на глаза цилиндр и, опершись о трость, он смотрит на город. Буэнос-Айрес переливается многоцветными огнями, от огней по водной глади эстуария к баркасу бегут дорожки, а в небо то и дело взлетают трескучие букеты фейерверка. Слышны обрывки уличного хорового пения, смех и крики, а так же бренчание домбр, гитар и мандолин.
Публикатор оборачивается к шкиперу. В его руке (на руке черная лаковая перчатка) появляется маленький микрофон на проводе. Публикатор прижимает микрофон к шелковому платку, повязанному на горло.
– А это что еще за веселье? Почему все эти люди не спят? – вопрошает он неживым, похожим на электрический гул, голосом, звучащим из скрытого под плащом-крылаткой динамика.
Шкипер вертит в руках короткую трубку. Табак в чашке давно прогорел.
– А у нас, ваша милость, карнавал сегодня, – объясняет шкипер. – Девушки танцуют фламенку. Портеньо с набриолинеными волосами бренчат на гитарах. На улицах и площадях жарят бананы на жаровнях. Все веселятся до утра.
– Разврат. Липкая мерзость греха, – ворчит Публикатор и плотнее запахивается в свой опереточного вида плащ.
Тем временем город все ближе. Зарево факельных шествий и фейерверков качается за бортом. Заметив свет, подручные Публикатора принимаются возиться и скрестись на корме. Они выбираются из корзин и канатных ящиков, выползают из трюма. Старый шкипер слышит, как скрипит палуба у него за спиной, но не оглядывается, он не любопытен. Уверенной рукой он ведет баркас мимо огней к брошенному портовому пакгаузу на темном берегу. Баркас плывет в кромешной тьме, покуда нос суденышка не упирается в гнилые покрышки, висящие на причале. Публикатор едва не летит в воду, но его выручает трость.
– Все, ваша милость, приехали, – объявляет шкипер.
Восстановив равновесие, Публикатор оборачивается и долго смотрит на шкипера. Цилиндр сдвинут на лоб, и лицо Публикатора скрыто тенью и там, в этой тени угадывается что-то поистине монструозное, какие-то шишки и бугры громоздятся друг на дружку, словно это и не лицо вовсе, а корнеплод растения-мутанта. Шкипер рад, что не видит этого лица. Он достает из бушлата кисет и принимается набивать трубку табачком.