Что случилось с Кларой Морроу? Она была великим художником. #МорроуОтстой
Ты шутишь? Его взяли назад в полицию? #ПолицияАтстой
– Merde[1].
– Merde? – Мирна Ландерс взглянула на подругу поверх кружки с кофе латте.
– Извини, – вздохнула Клара Морроу. – Я хотела сказать, фак. Фак-перефак.
– Узнаю мою девочку. Но с чего это ты вдруг?
– Не догадываешься?
– Неужели Рут приближается? – Мирна в притворной панике оглядела бистро. А может, не такой уж и притворной.
– Хуже.
– Разве это возможно?
Клара протянула Мирне свой телефон, хотя владелица книжного магазина уже знала, что́ увидит.
Перед тем как встретиться с Кларой за завтраком, она прокрутила свою ленту в «Твиттере». На экране было выставлено на всеобщее обозрение быстро остывающее тело художнической карьеры Клары.
Пока Мирна читала, Клара сидела, обхватив заляпанными краской руками кружку с горячим шоколадом, specialité de la maison[2], и смотрела то на подругу, то на сводчатое окно и крохотную квебекскую деревушку за ним.
Если телефон был огорчением, то окно – бальзамом. Пусть оно и не исцеляло полностью, но все же утешало своей привычностью.
Небо было серым и грозило дождем. Или дождем со снегом. Или ледяной крупой. Грунтовая дорога была покрыта жидкой грязью. На мокрой траве тут и там лежали клочья снега. Жители, выгуливавшие собак, шлепали по грязи в резиновых сапогах, уповая на то, что несколько слоев одежды не подпустят апрельский холод к их коже, не позволят пробрать до костей.
Это было невероятно. Пережив очередную лютую канадскую зиму, они почему-то неизменно становились жертвами ранней весны. Виновата была влажность. И перепады температуры. И иллюзорная надежда, что уж на этот раз погода наверняка будет помягче.
Лес за окном стоял, как армия зимних призраков, скелетов с болтающимися на ветру конечностями, которые клацали, ударяясь друг о друга.
Над трубами старых домов, обитых вагонкой, построенных из плитняка или кирпича, вился дымок. Словно сигнал, посылаемый какой-то высшей власти. Чтобы прислала помощь. Прислала тепло. Прислала настоящую весну, а не эту ужасную мешанину слякоти и мороза, дней-дразнилок. Дней снега и тепла.
Апрель в Квебеке – месяц жестоких контрастов. Месяц безупречных послеполуденных часов, проведенных под ярким солнцем, сидя за столиком с бокалом вина, и снегопадов на следующее утро. Месяц проклятий сквозь зубы и сапог в корке грязи, замызганных машин, собак, вывалявшихся в месиве из земли и снега, а потом отряхивающихся. Отчего каждая входная дверь покрывается грязью. И стены. И потолок. И пол. И люди.
Апрель в Квебеке – это климатологический дерьмопад. Мозгосрач эпических масштабов.
Но то, что происходило за большими окнами бистро, было цветочками по сравнению с тем, что появлялось на маленьком экране телефона Клары.
Стулья Клары и Мирны стояли близко к камину, в котором потрескивали поленья, отправляя в дымоход порхающие янтарные звездочки. В деревенском бистро пахло дымком, кленовым сиропом и крепким свежим кофе.