1601 год, Оффенбург
Эта история началась с пламени.
В те времена огонь еще не успел стать обычным инструментом в руках людей мстительных и алчных. Небеса над Бамбергом и Фульдой еще не посерели от дыма, а улицы не утонули в криках истязаемых ведьм. На главной площади славного города Оффенбурга казни тоже происходили не чаще пары раз в год, поэтому народ начал собираться уже с рассветом, чтобы не упустить редкое зрелище. Поглазеть на последние часы жизни Эльзы Гвиннер хотелось всем: и прачкам, и белошвейкам, и мясникам с Метцгерштрассе, и дубильщикам с Герберштрассе.
Когда на парапете ратуши вывесили алые полотнища, горожане оживились. Это был знак, что вскоре Эльза выйдет из дверей в сопровождении чиновников и капелланов и начнет свой скорбный путь к месту казни. На дворе стояло свежее декабрьское утро. Иные говорили, что уйти из жизни в такой погожий денек, когда на небе ни облачка, – настоящее божье благословение. В прохладном воздухе витали запахи чесночных колбасок и квашеной капусты. Предвкушение интересного зрелища всегда пробуждает зверский аппетит.
Одну из первых здешних ведьм сожгли четыре года назад, и среди нынешних зрителей многие при этом присутствовали. Эльза Гвиннер приходилась дочерью казненной, но провинилась она не этим родством. Истинная причина, по которой бедняжка должна была вынести столько мучений и отправиться в мир иной, заключалась в ее отце, почтеннейшем члене городского совета Георге Лауббахе. Он, к слову, не пришел проводить Эльзу в последний путь. Сказался больным, к чему все отнеслись с сочувствием. Георг понимал, что проиграл, тогда как его злейший враг – Рупрехт Зильберрад, известный интриган и главный охотник на ведьм во всем Ортенау – одержал сокрушительную победу.
В отличие от своего соперника, Рупрехт явился на площадь при полном параде. Золотая нить на щегольском дублете, скроенном по французской моде, сверкала в лучах солнца, а большое белоснежное перо на шляпе трепетало на ветру, как шелковый платок придворной красотки.
Зильберрад был по натуре человеком скверного нрава и слыл неумолимым с теми, кто встал у него на пути. Но сам себя он считал мягкотелым, поскольку добился казни лишь одного из отпрысков своего врага. Оставались еще двое, не говоря уже о малолетней дочери Эльзы Гвиннер, которую совет решил помиловать ввиду ее невинного возраста.
– Если говорить начистоту, друг мой, – втолковывал Рупрехт своему спутнику, пока конь под ним нетерпеливо переминался с ноги на ногу, всхрапывая и выпуская из ноздрей облачка белого пара, – я готов побиться об заклад, что не пройдет и пары лет, как эта соплячка последует примеру своей матушки. Известно ведь, что всякая ведьма передает мастерство дочерям… Но я подожду. Терпение – вот главная добродетель мудрого человека.
Кристоф Вагнер, человек ни в коем случае не добродетельный, не приходился Рупрехту ни другом, ни приятелем. В это декабрьское утро у него было плохое настроение, но не только по причине раннего подъема, пропущенного завтрака и холода, от которого не спасал даже подбитый мехом плащ. Просто, так же как смерть Эльзы символизировала торжество Рупрехта Зильберрада, для Кристофа Вагнера она означала его полное бессилие. Хотя знали об этом, по счастью, лишь он сам да его черный конь.