Поднявшись наверх, я тут же застегнул куртку до самого ворота. День обещал быть солнечным, но осень в Страсбург уже пришла – и явно собиралась задержаться надолго. Ветер пробирал до самых костей, а укрыться здесь было негде.
Впрочем, я и не собирался. Раннее утро, еще до рассвета. Верхняя смотровая площадка собора, под самым шпилем. Пожалуй, единственное время и место, где я мог остаться наедине с самим собой. Не раздавать приказы, перебирать бумаги или прирастать ухом к телефонной трубке – а просто подумать… или не думать вообще, а просто побыть в тишине, возвышаясь над городом вместе с сонными гаргульями – когтистыми чудищами, застывшими на фасаде прямо под каменным ограждением.
Пожалуй, самая подходящая компания для оказавшегося вдали от дома русского – сдержанная, суровая и не признающая местного певучего наречия… впрочем, как и любого другого. За последние дни я успел по-своему привязаться к когтистым уродцам. И иногда мне даже казалось, что это взаимно: гаргульи охраняли собор уже сотни лет, а теперь еще и приглядывали в мое отсутствие за целым городом – и за тем, что творилось по ту сторону Рейна. Конечно, они никак не реагировали на мое появление здесь, наверху.
Зато и не лезли с советами.
– Доброго утра, князь.
Мое молчаливое уединение закончилось, не начавшись: в проеме двери, ведущей на лестницу, появилась могучая фигура Оболенского. Шагнув на крышу, он тут же запахнул расстегнутый плащ, поднял ворот и будто бы даже чуть втянул голову в плечи – но тут же расслабился. Одаренные такого ранга редко страдают от холода, да и вряд ли местный климат мог хоть чем-то удивить того, кто родился в Петербурге.
– Любуетесь? – Оболенский улыбнулся и шагнул вперед. – Думаю, приятно видеть результаты своего труда.
– Нашего труда, – отозвался я. – Без вас и эльзасских егерей я едва ли смог бы сделать хоть что-то… не говоря уже о своевременном вмешательстве его величества императора Жозефа.
Оболенский не ответил, однако, судя по неровной ухмылке, остроту явно понял. В самом деле – настоящая помощь из Франции так и не пришла. Осторожный потомок Наполеона Бонапарта уже принял вассальную клятву герцогини, щедро давал обещания… вот только не слишком-то спешил их выполнять. Отправил пару грузовиков с винтовками и патронами, несколько пушек с десятком снарядов на каждую и роту солдат для охраны резиденции. Среди эльзасских ополченцев начали мелькать золоченые офицерские погоны, в городе невесть откуда появилась целая стая шпиков в штатском – но на этом поддержка парижского двора пока что и закончилась.
Впрочем, я не слишком волновался: мои люди уже успели взорвать все крупные мосты через Рейн, кроме того, что вел с противоположного берега прямо в Страсбург и круглосуточно находился под прицелом орудий панцеров. Немецкие солдаты сдались сразу после нашей с Жан-Полем лихой гонки до дворца Рогана, так что теперь освободительная армия не испытывали недостатка ни в оружии, ни в боеприпасах. У нас было достаточно времени укрепить город – и мы потратили его с пользой, превратив набережную на востоке чуть ли не в цитадель.
– Какие-нибудь вести, князь? – поинтересовался я. – В последние дни мне не хватает времени даже почитать газеты.