Пролог
Человек, который выздоровел
Колонны усталых людей на пыльных дорогах – без конца, без края, словно серые реки. По ним пробегают волны приказов, местами видны песчаные плесы и отмели – грязно-желтый цвет мундиров означает, что парни прибарахлились на складах противника. Конечно, трофейные мундиры наскоро перекрашены ореховым отваром, единственной на Юге краской, что берет ядовитую синь… Ходить во вражеских цветах неудобно – прежде, чем дивизия покрасила добычу, ее время от времени обстреливали свои. Правда, и враги раз-другой обмишулились, подпустили на хороший залп.
Увы, со времени последних побед молодцам виргинцам пришлось пройти немало миль и вырыть немало траншей. Потому, если рассматривать желтые плесы вблизи, не так уж они и красивы. Разбитые сапоги, перепачканная форма, печать усталости на покрытых пылью лицах. Они идут третий день… но, по крайней мере, они идут на север!
Генералам ничем не проще. Да, они едут верхом, а не топают на своих двоих. Но если богатый путешественник может себе позволить по утренней прохладе доскакать до гостиницы, предоставив слугам тащиться по жаре с вещами, то командир корпуса подобной возможности лишен.
Рыжая лошадь стала от пыли серой, но до вечера далеко. И все это время командующий корпусом будет метаться вдоль растянувшихся порядков, пытаясь стянуть уставшие части, расползающиеся, словно перепревшее сукно.
Навстречу вылетает командир легендарной бригады Джеймс Уокер. Вскидывает руку к кепи:
– Распоряжения, сэр? Люди устали, но, если нужно, я могу их подогнать. Это же ваши виргинцы! Они все понимают.
В том числе и то, что в случае поражения молох войны покатится по их родным местам. Значит, поторопить? Бригада немного отстает от авангарда…
Взгляд скользит по серым фигурам. Всего лишь пыль, всего лишь жажда – и нечто большее, что заставляет людей переставлять ноги. Оно растворено в виргинском воздухе – но, переправляясь через Потомак, парни возьмут это с собой. Янки никак не поймут, что человек не должен и не будет умирать за мизерное жалованье, грошовый мундир и жесткие галеты. И тем более за свободу для черномазых. Даже кусок земли под ферму – так называемый гомстед – подвигнет эмигранта надеть форму, но никак не превратит северного солдата в героя. Потому раз за разом янки получают добрую трепку. Господь видит, Югу не нужно ни акра земли за Потомаком. Лишь мир, за которым приходится идти на чужую землю. Второй раз. Первая попытка была год назад. Тогда до ослов в Ричмонде – за год с лишним – дошло, что войну не решить обороной. Увы, поход окончился кровавой ничьей, которую пришлось вырывать стойкостью и жизнями.
– Так что, подогнать уставших?
– Сэр, мы прибавим шаг, но вам следует отдохнуть. Тут рядом лачуга… не бог весть что, но там есть стулья и стол, чтобы разложить карты. Люди поймут. Не каждый день получаешь в руку пулю!
Люди, конечно, поймут – но скиснут. Скажут, что генерал уж не тот… Может, и был бы не тот, да спасибо Седому Лису Ли и его письму. Строчки были по-виргински изысканны, но за ними стояла добрая выволочка. Техасец сказал бы то же самое примерно так: «Не вздумай окочуриться или дать докторам чего-нибудь отпилить! Если тебе отрежут левую руку, я потеряю правую. Потрудись выздороветь. Это приказ, ясно?!» Так что докторам пришлось руку лечить, а не резать, а заодно выслушать немало слов, которые доброму христианину и вспоминать не следует.