Читать Метроном

Посвящаю эту книгу памяти всех советских людей, которым выпало жить и бороться в это страшное время.

И отдельно низкий поклон моей мамочке Аде, ветеранам ВОВ бабушке Анне и дедушкам – Льву и Исааку.

Спасибо, родные!

***

… А степная трава пахнет горечью

Молодые ветра зелены.

Просыпаемся мы –

И грохочет над полночью

То ли гроза,

То ли эхо прошедшей

Войны…

(М. Фрадкин,

Р. Рождественский)

– Лида! Ну Лида же! Вставай скорее! Ты забыла? – Соня всеми доступными ей средствами старалась разбудить старшую сестру.

Она вытягивала из-под ее головы подушку, пыталась стащить одеяло, но Лида не собиралась сдаваться. Полночи она читала книжку, подаренную ей на четырнадцатый день рождения, и сейчас её глаза просто отказывались открываться.

– Сонюшка, отстань! – Лида поплотнее закуталась в одеяло и, не открывая глаз, отвернулась к стене.

Четырёхлетняя Соня, самая младшая, всеобщая любимица, всхлипнула и горько сказала:

– Совсем всё забыла! И Костя уже проснулся и оделся, и мама уже завтрак приготовила, а ты всё спишь!

Лида потерла глаза кулачками, словно маленькая. Что она забыла?

Глаза, наконец, открылись, и девочка уставилась на коврик, висевший над ее кроватью. Коврик был тканый, на нем красовалось семейство пятнистых оленей, вокруг был лес, а олени стояли возле озера. Над кроватью Сонюшки висел такой же, только вместо оленей там был пруд с парой лебедей. И еще домик со светящимся окошком. Очень красивые были коврики.

Лида смотрела на оленье семейство возле озера, по давней детской привычке пересчитывая оленей, словно они могли куда-то с коврика сбежать. Всё, как обычно – один оленёнок выглядывает из-за кустов, трое стоят возле озера… Озеро!

Лида мгновенно скинула с себя одеяло, повернулась лицом к собиравшейся заплакать сестрёнке и схватила ее в охапку.

Соня, надув губки и сморщив курносый носик, ещё немножко пообижалась. Она была толстенькая, хорошенькая, так и хотелось прижать её к себе и зарыться лицом в каштановые шелковые кудряшки. Что Лида и сделала. Добралась до толстенького пузика сестрёнки и стала его щекотать. Соня визжала, скручивалась калачиком, подтягивая коленки к подбородку, но от смеха и щекотки совсем обессилела и взмолилась:

– Сдаюсь, Лидка, сдаюсь!

– А за «Лидку» отдельное наказание! – Лида страшно вытаращила глаза, растопырила и согнула пальцы, как когти у хищной птицы, и стала подбираться к сестрёнке. Та с громкими воплями камушком скатилась с кровати, и быстро-быстро, не поднимаясь на ноги, на четвереньках поползла к двери. Лида кинула ей вслед подушку, но не попала. Соня обернулась, состроила хитрую рожицу, показала сестре язык и захлопнула за собой двери.

Старший брат девочек, восемнадцатилетний Костя, жил в этой же комнате, но за шкафом.

Семье Богдановых в небольшой коммуналке в дореволюционном особняке с балкончиками и лепными украшениями досталось аж две комнаты, причём очень удачных – одна из комнат была угловой, с двумя окнами. Родители, получив это жилье от больницы, где работал отец, сразу же единогласно решили, что большую комнату они отдадут детям. Перегородили шкафом, и у Кости сделалась как бы своя комната, а у девочек – своя. Все были довольны.

Костя натянул между шкафом и стеной верёвочку, мама купила ему отрезок дешёвого ситца, и у Кости даже «дверь» образовалась.