Сначала я увидела дым от костра. Он мелькал едва заметной темной полоской на небе в просветах между листвой. Судя по слабому отсвету, он горел где-то далеко впереди, за лесом, и означал лишь одно: там были люди.
Раньше я бы закричала от радости, но сейчас мне потребовалось напрячь силы, чтобы просто продолжить молча двигаться вперед. Ноги налились свинцом. Низкие ветви елей больно цеплялись за волосы и одежду. Я смертельно устала, а все тело ныло от долгого изнуряющего бега, но остановиться было нельзя: свет огня подарил мне надежду.
Замедлись я хоть на секунду, и мне пришлось бы думать о сосущей черной дыре, образовавшейся в груди. Или о солдатах-большевиках, которые наверняка заметили, что я пропала, и бросились в погоню. Или о телах, которые я оставила там.
«Только посмотри на себя», – отзвуком воспоминания прозвучал укоризненный голос сестры. Сколько раз Татьяна отчитывала меня за неряшливый внешний вид! А ведь я еще никогда не выглядела столь скверно, как сейчас. Дырявая душегрея вся задубела от высохшей крови. Увидь меня кто, наверняка испугается.
Лихорадочно расстегивая пуговицы, я стащила с себя душегрею и забросила ее в кусты, где она осталась лежать бесформенной кучей. Теперь уже никто не узнает в ней подарок, который мама вручила мне два года назад.
– Ты такая неряха. – Мама цокнула языком, разглядывая синюю ткань. – Уже третье платье за лето меняешь. Ты что же, не знаешь, что сейчас война?
– Конечно, знаю, мама. Когда в следующий раз буду падать с велосипеда, постараюсь приземлиться на голову, чтобы одежду не порвать.