Всем было достоверно известно, что Аннику похитили эльфы.
Анника в тот день припозднилась и, стоя на обочине, зябко притопывала ногами. Она думала о дырке в чулке, о том, что Рыжий Бо снова подкатится к ней с предложениями, о том, что новый крем совсем не улучшает цвет лица, хотя именно это и утверждают семьдесят девять процентов женщин (так было написано на упаковке), и о том, что скоро зима, и надо покупать уголь. Она думала об Изольде, о Кэтти, и Мышке, и Пэм, о диване, протертом, но все еще уютном, о кофе с корицей – в общем, о многих вещах, только не о тех, кто тормозил у обочины. О них было лучше не думать совсем. Фонарь светил у самого подножия холма, желтое размытое пятно, и Анника понимала, что надо бы спуститься и встать под фонарем, иначе ее не заметят. А рабочая девушка не может позволить себе, чтобы ее не замечали – значит, надо спуститься и встать в круге света, в ореоле мелких дрожащих капель, от которых мгновенно мокнут волосы.
Стоя на полпути между вершиной холма и фонарем у его основания, Анника была совершенно незаметна, однако длинная бледная машина все же притормозила. Не белая, а именно бледная, цвета ранних сумерек, цвета тумана, встающего над болотом. Тонированные стекла. И не четыре дверцы, а шесть. Анника пригнулась к тонированному стеклу и уже собиралась сообщить, что берет почасовую оплату – вот тут-то эльфы ее и похитили.
Конец ознакомительного фрагмента.