⇚ На страницу книги

Читать Солнечные часы с кукушкой

Шрифт
Интервал

Солнечные часы

Этюд с туманом

У востока глаза с поволокою.
За рекой догорают костры.
Одинокое белое облако —
будто флаг на вершине горы.
Пахнет склон резедой и гвоздикою.
Над обрывом стою и смотрю,
как разбуженный птичьим чириканьем
кто-то вброд переходит зарю.

«За ночь листья облетят. Только облако тумана…»

За ночь листья облетят. Только облако тумана
на поляне, где росли незабудки по весне.
Только тусклая луна – будто леший у шамана
пыльный бубен уволок и повесил на сосне.
Кто-то жалобно вздохнет. И провалится в болото.
Только уши из воды. И свистящий странный звук.
Или нечисти лесной покуражиться охота?
Или ангелы летят треугольником на юг?

Этюд со звездой

Покатилась первая звезда
вниз по галактической спирали.
На столбах гудели провода,
А по лугу лошади гуляли.
Листья шелестели. Ветер дул.
Сонная луна висела косо.
А душа сбежала и без спроса
до утра отправилась в загул
босиком по Млечному Пути,
чтоб потом свернуть на сенокосы,
где сверкают бусинками росы,
и трава по пояс – не пройти…

Этюд с будильником

Будильник звякнул жалобно и хило.
Порвался сон, как старое кино.
Ночь кончилась, и утро просочилось
сквозь шторку в приоткрытое окно.
В окне – рябина, воробьи на ветке
и клочья облаков. А может быть,
чистюля-август постирал салфетки
и на ветру развесил посушить?

Луна и полночь

Черёмуха цветёт. И сон-траве не спится.
Кукушка битый час твердит одно и то же.
У сгорбленной сосны заноет поясница,
и выплывет луна, как старая галоша.
У тихого ручья, где пепел от костра,
где прячется в траве зелёный лягушонок,
ладошками взмахну, чтоб шлёпнуть комара.
Купавка от меня (русалкина сестра)
подхватится тикать, не разобрав спросонок.
Кудрявый, под хмельком, пришлёпает лешак,
достанет из мешка корявую гнилушку.
И полночь зашуршит, как флибустьерский флаг.
И лодка уплывет по облакам во мрак.
И упадёт туман. И сон возьмёт кукушку.

«Капели трель, июльская жара…»

Капели трель, июльская жара
И тихая печаль начальной осени.
И вот уже вода остыла в озере,
И снежно со вчерашнего утра.
Над синевой тропических морей,
Над белизною северных лесов,
Огромное цветное колесо
Вращается то тише, то быстрей.
Расщелина, где прячется змея,
И небо, где купаются стрижи…
Мы это называем просто – жизнь,
Поскольку без названия нельзя.

Белый стих

Кузнечик тарахтит. Скрипит телега.
Лошадка фыркает. Дорога пахнет сеном,
туманом и землей. И облаками —
там жаворонок, жаворонок плачет
от счастья, что живёт, и есть надежда
ещё дожить до будущего лета!
Скрипит телега. Ровно дышит лошадь.
И можно в сено лечь, лицом – на солнце.
И всё смотреть, как облака по небу
плывут, плывут… И жаворонка слушать.
А где-нибудь грохочет автострада.
И самолёты разрезают воздух.
И воздух рвется, тонкий, как бумага,
как тонкие ушные перепонки.
Со скрежетом и воем мчится время,
как скорый поезд возле полустанка,
согласно расписанью – мимо, мимо…
А я лениво еду на телеге,
дышу травой, рассветом и туманом.

Анемоны

На зелёной лесной лужайке,
где осока и горный ветер…
(Он спустился сюда с верховий,
где вчера только снег растаял,
там в июле цветёт горечавка —
синеглазый цветок альпийский,
и так рано снега ложатся
на пустых каменистых кручах…)
На зелёной лесной лужайке
над осокой качает ветер
белоснежные анемоны —
так их много, и так беспечно
тянут к солнцу они головки,