Сквозь эпохи, меж страниц манускриптов и книг к вам взывает голос времён.
Тихим шёпотом весть сообщает, древней магией он порождён.
Он писал нам огнём и дождём, и вихрем ветров,
Но забыты те строки под тяжёлым запретом врагов.
Он играет на струнах души, но не каждый услышит тот зов.
И ослаб человек, ограничивший себя мириадами оков.
И сбился Ищущий с пути,
Забыта тропа, и дорогу теперь не найти.
И тщетно взывает странник к богам, —
Расколот мир давно пополам.
Рассеялась магия древних слов,
Забыты основы основ.
Впредь человек стал худшим зверем,
Ничего не зная, ничего не имея.
В тусклом пламени свечи не забудь и не пройди.
Где-то в зыбкой тени скрылись они.
Слова и песни прошедших времен
Забыты, возникли взамен
Лживые песни, лишенные смысла, души
И мало кто слышит слова, что совсем не ушли.
Мое тело покрыто шрамами множества битв и схваток. Много горя я познал и поведал я, да не слушают многие песню мою про боль выбранного мною пути.
Не согнула меня ни болезнь, ни горечь утрат. Да воспарял я над врагами моими и внушал им страх на порогах мечетей, домов и дворцов…
И подвластны мне были судьбы людей, встречавшихся мне на дороге. Я шагал по миру, по странам диких народов, неся в себе свет, а в руке – карающий острый меч.
Кто и осудит меня, так это Бог, и расплачусь я перед ним Вечностью души своей бессмертной.
Коли есть беда, то лишь в душе она – чаю, что не в доброте, а в злобе я уйду из жизни, да попаду на суд божий.
Где же вы, Ангелы, что были обещаны мне в помощь?
Почему я вижу столько крови? Где справедливость этого похода? Почему убийство считается грехом, а мы вершим расправу быстро?
Мои руки обагрены кровью не одной сотни убитых. И что бы ни говорили священники, я грешил. Я убивал и грабил людей, пусть даже у них и была другая вера.
Я Грешник. Я достоин всех мук Ада.
И поэтому я ухожу одному мне ведомой дорогой…
Прощайте.
* * *
Еще достаточно молодой рыцарь отложил перо и, тяжело вздохнув, поднялся из-за массивного дубового стола. Он снял с доспехов тунику крестоносца, и бросил ее в пылающий в камине огонь.
На несколько мгновений пламя стало ярче, осветив печальное, но исполненное решимостью лицо мужчины.
Потом он положил на пергамент с письмом меч, и достал из ножен кинжал. Украшенная маленькими рубинами и изумрудами костяная рукоять приятно легла в его ладонь.
– Прощайте! – прошептал рыцарь холодным стенам, и резко вонзил кинжал себе в шею.
С его губ не слетело ни звука, лицо оставалось спокойным. Чуть покачнувшись, бывший крестоносец медленно осел на каменный пол, заливаемый потоком обильно хлынувшей из раны крови. Мгновение спустя рыцарь завалился на бок и его глаза, наконец, закрылись.
Теперь его руки обагрены собственной кровью.
Так уходил из жизни воин, уставший от борьбы…