⇚ На страницу книги

Читать Осенние сны

Шрифт
Интервал

Дизайнер обложки r.neva.art Дарья Ренёва


© Николай Варнава, 2023

© r.neva.art Дарья Ренёва, дизайн обложки, 2023


ISBN 978-5-0059-9153-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Сказали мне, что эта дорога

Меня приведет к океану смерти,

И я с полпути повернула вспять.

С тех пор все тянутся предо мною

Кривые, глухие окольные тропы».


Акико Ёсано

Город

Много лет назад я жил в одном городе.

Теперь его уже нет, почти нет. Люди, населявшие его, большей частью уже умерли, а оставшиеся в живых рассеяны по отдаленным уголкам нашей огромной страны и других стран, имена которых я не хочу сейчас называть, поскольку они не имеют прямого отношения к городу.

Этот город странный, загадочный, я так и не сумел его понять за все эти годы, город-женщина, до сих пор не понимаю, совсем не понимаю, кто знает, может он и зовется теперь иначе.

Тогда он назывался Тьма.

Тьма, ничего больше я не знал и не хотел знать. Умные люди говорили – где-то есть другие города, прекраснее и чище, но я никуда не выезжал оттуда и ничего не могу об этом сказать.

Странная штука – жизнь. Все куда-то рвешься, тратишь столько сил, а что в итоге?

Оружие, теперь уже, скорее, музейный экспонат, чем оружие, две- три медали на малиновом бархате, три десятка выцветших фотографий, да небольшой латунный контейнер с пеплом сожженных рукописей – вот и все, что остается от человека.

Я не знаю, сколько мне еще осталось, возможно, не очень много, поэтому решил привести в порядок свои записи о событиях, очевидцем которых мне довелось быть.

Старожилы знают о них и без меня, но людям молодым и приезжим, быть может, будет интересно что-то узнать. К тому же, некоторые факты освещаются теперь несколько иначе, и я буду очень доволен, если внесу ясность в некоторые вопросы.

Лето

Однажды понимаешь, что – все.

Все что есть – эта жизнь, и вспоминаешь ее, будто достаешь из сундука ветхую одежду, которую носил много лет назад, и спрашиваешь: «Это жизнь?» И тогда мир как бы сдвигается, сжимается, и сильнее пахнет жареной рыбой снизу, громкие выкрики с поля, где идет игра, становятся просто грубой руганью, свой микрорайон – заброшенной окраиной, и весь город стареет как-то разом, как стареет брошенная женщина, и ты стареешь вместе с ним.

Такое случается летом, его уже не ждешь, как в пятнадцать лет, но оно все равно приходит – лето, короткое и горячее, как пощечина. Правда, по утрам еще что-то можно разглядеть, и деревья за окном остаются неподвижными и прохладными, а свежая рубашка так приятно оттеняет загар, и даже горечь во рту исчезает после первой чашки кофе. На остановке – люди, все спешат, если вставать тяжело и едешь позже, их меньше, автобус выбрасывает тебя в жестяные двери на остановке, и идешь какими-то дворами к новому дому, что вклинился в черные развалюхи, а потом долго кидаешь камешки в окна кухни, они отскакивают с костяным стуком, пока в окне не появляется заспанное лицо одного из помощников – дверь в подъезд заперта, нужно ждать пока откроют, уже наверху закурить первую сигарету, принять в себя эту горечь и целый день оставаться там, в этих теплых серых стенах.

Движение

Со временем все труднее что-то менять, движение несет – его траектория, четкая, выверенная в этом захваченном не тобой городе, соединяющая два острова – работу и дом, этот маршрут давно знаешь наизусть. Когда «одиннадцатый» сворачивает у цирка и уходит под гору, кажется, это повторяется уже в тысячный раз, скольжение вниз, темнота за стеклом, освещенный салон, «Авторадио», что-нибудь незатейливое о любви, серьезный кондуктор с сумочкой и двумя рулонами билетов на маленькой груди, короткая встреча глазами, двойное прикосновение рук – деньги, билет, сдача, узкая кисть без кольца, быстрая и сухая, наверно губы такие же сухие и горячие, и сразу же проходит дальше, а потом возвращается, садится на свое место и вместе с водителем смотрит в набегающую темноту дороги, изученной до последнего поворота: перед тюрьмой направо, частный сектор Большевистской, поворот, суд на Островского, поворот на Пушкина, церковь, пединститут, Сибирская, баня, экспедиция, проспект, теперь уже непонятно почему Комсомольский, пробка на Динамо, больница, кольцо у Автовокзала, Рынок, где всегда по вечерам звучит музыка и заходит много людей, снова вниз под мост, пробка на Блюхера, а дальше чисто, Шоссе Двух Космонавтов, мост над железной дорогой, синие стекла «Мориона», три коробки у Гознака с какими-то невразумительными, но серьезными наставлениями на крышах и дальше все лес, лес, до улицы Полковника, который однажды спустился с небес и этим навсегда прославил этот город, эту улицу, этот лес.