Читать Кузины

Шрифт

Интервал

Aurora Venturini

Las Primas

Перевод с испанского Екатерины Гадаевой

Предисловие Марианы Энрикес

Было холодно, или так мне подсказывает моя ненадежная память. Я читала в кровати, на ночном столике стояла чашка кофе, а весь пол квартиры был завален свернутыми в трубочку рукописями, присланными на конкурс премии «Новый роман», организованный газетой Pа´gina/12. Я входила в состав жюри предварительного тура 2007 года. Рукопись «Кузин» заметно отличалась от остальных. Она была напечатана на машинке – тогда это уже было редкостью, – и опечатки автор исправлял «штрихом», который в некоторых местах перекрывал и правильные слова, впрочем, мне это не мешало. Встреча с рассказчицей «Кузин» произвела на меня большое впечатление. Радикальный синтаксис, в котором почти отсутствовали знаки препинания, потому что они ее «утомляли», жестокость, с которой описывались несчастья персонажей, непривычное отсутствие жалости в изображении семьи. «Мы были не совсем обычными, если не сказать – ненормальными», – говорит Юна, рассказчица, девушка с когнитивными нарушениями (Аврора никогда бы не использовала такой корректный термин, она сказала бы, что Юна «отсталая»), чья сестра Бетина – в инвалидном кресле, немая, с тяжелой физической и умственной инвалидностью, нуждается в помощи врачей из специализированного учреждения. В такую лечебницу, как объясняет Юна, направляют безнадежных больных. Именно сцена в лечебнице поразила меня настолько, что я почти вслух воскликнула: «Что это, кто написал эту книгу, что они описывают!» Вот эта сцена: «В ожидании конца уроков Бетины я ходила по коридорам этого вертепа. Однажды я увидела, что пришел священник со служкой. Кто-то отдал Богу простыню, то есть душу. Священник кропил водой и говорил если имеешь душу, да примет тебя Господь во Царствии своем. Чему или кому он это говорил? Я подошла и увидела мужа с женой – не последних людей в городе Адроге. На столе, на шелковом платке лежал какой-то мясной рулетик. Только это был не рулетик, а что-то вышедшее из человеческой матки, иначе священник не стал бы это крестить. Я расспросила медсестер, и одна рассказала мне, что они каждый год приносят крестить такой рулетик. Что доктор им советовал больше не рожать потому что тут уж ничего не поделаешь. А они сказали, что они добрые католики и должны плодиться и размножаться. Я хоть и дурочка, но поняла, что это отвратительно. Тем вечером я не смогла есть, так мне было противно».

Я дочитала роман и, кажется, уже на следующий день позвонила Лилиане Виоле, другому члену жюри, и рассказала ей о моем удивлении, моем смущении, моем восхищении. Роман гениален? Дело в рискованности текста, в эксцентричности, в ощущении, что ничего подобного не печаталось, что этот голос идет из незнакомого места? Кто мог быть автором? Лилиана тоже прочитала «Кузин» и была в таком же состоянии, где-то между зачарованностью и растерянностью. Думаю, мы обе знали, что, если жюри поймет, насколько текст и история радикальны, роман может получить премию. И он ее получил.