Часы в ночи летят, как птицы,
В камине угольки горят;
Проходят тени вереницей –
Молчащих демонов парад.
Я уношусь в иные сферы,
Читая книгу в тишине,
Когда волшебные химеры
Чаруют ум и сердце мне.
И я уже не в этом мире –
Я вижу, вижу, наконец
Дворцы и города в эфире
И цепь пылающих колец.
Г.Ф.Лавкрафт, 1920 г.
Вероятно, быть в полном неведении о том, что я хочу рассказать – лучше, нежели чем, прочитав эти строки, лишиться рассудка. Но так ли это? Я безумен, и я не боюсь расстаться с жизнью, разве это не есть истинное счастье? Разве это не есть истинный смысл, который я так жаждал обрести, будучи здравомыслящим глупцом!?
Пожалуй, я начну издалека, но не из желания отсрочить вожделенное забвение, но из надежды, что хотя бы один из немногих разумных людей, что прочтут сие послание и, несомненно, обнаружат в себе естественное желание отнестись к моим словам скептически, позже смогут осознать всю полноту ужаса, постигшего меня. Древнего, первородного и чистого ужаса, который таится в кромешной тьме далёких мёртвых звезд, готовый в любой момент, словно игла, пронзающая воздух, вторгнуться в пределы хрупкого и ничтожного человеческого разума. Ужаса, чьи чудовищные очертания видны мне теперь в любой из материй этого проклятого мира.
***
Сколько я себя помню, с самого раннего детства, я всегда умел мыслить нестандартно и глубоко. Во всех начинаниях я достигал исключительных результатов, и с удивительной быстротой я мог найти выход из любой, даже объективно сложной ситуации. Родители гордились мной, а мои многочисленные учителя то и дело рассыпались лестными эпитетами в мой адрес, – они называли меня одарённым ребенком и пророчили мне большое будущее.
Ещё в юном возрасте я начал зарабатывать приличные деньги, а к тридцати годам уже располагал состоянием, которое могло бы обеспечить меня и моих потомков на несколько поколений вперёд. У меня был доступ к любым материальным благам, о которых только можно было помыслить. Однако всё это было бессмысленно. Мирские радости давно начали тяготить меня, еда приобрела привкус тлена, а общение с людьми начало вызывать необъяснимое раздражение.
В какой-то момент я окончательно осознал, что никогда не был по-настоящему счастлив. Я жил, скрываясь под маской, за которой усердно прятал от окружающих и от самого себя тяжелую, терзающую мою душу правду.
Через всю мою жизнь, от самого раннего детства и до почтенной зрелости, непрерывной линией, пропущенной через каждую из струн моей души, меня пронизывала одна единственная мысль. Мысль о том, что в моей жизни непременно должно произойти нечто особенное, нечто, что наполнит мою жизнь смыслом, сделает меня счастливым. Из этого внутреннего чувства одна за другой рождались бесчисленные мечты о том, что когда-нибудь я открою некую великую тайну, будь то научный прорыв или философский трактат, способный перевернуть представление человечества о сущности жизни.
Но текли годы, и я с досадой обнаруживал, что кроме огромного состояния и нескольких десятков работ, с интересом принятых научным сообществом, но отнюдь не прорывных, я не имею за спиной ничего, что могло бы позволить мне избавиться от этого навязчивого чувства и обрести долгожданный душевный покой.