г. Гуаякиль, Эквадор
Апрель 1920 года
«Меня как пить дать сразу все раскусят с этой маскировкой!»
По лбу скатилась крупная капля пота. Одета я была совсем не по погоде, притом что на улице парило, точно в турецкой бане, где так любят отдыхать мужчины. Корсет, сплющивавший мою и так скромную грудь, явно шел не на пользу самочувствию. Равно как и мужнин жилет, и пиджак, и его галстук-бабочка. Кожа под накладной бородкой зудела. Мне ужасно хотелось почесать под ней лицо, но от малейшего неосторожного движения она могла просто отвалиться. И что еще хуже – очки на мне постоянно запотевали, отчего все вокруг виделось слегка размытым.
«Как я вообще-то замахнулась такое провернуть?»
Когда я дошла до конца пирса, по телу пробежала нервная дрожь.
«Успокойся. Ты справишься».
Я попыталась поглубже вдохнуть ртом, но мои сдавленные корсетом легкие, похоже, не способны были вместить достаточно воздуха. Между тем глотка тут же наполнилась рыбной вонью и тянущимся с парохода едким дымом.
«Это же чистое сумасшествие!»
Перед спуском с причала нас поджидала целая толпа. Отдельные люди держали в руках таблички. Кто-то издалека махал рукой моим попутчикам. Я даже представила, как некоторые из них насмешливо тычут в меня пальцем.
«Еще не поздно вернуться на корабль».
Резко развернувшись, я ненароком толкнула в плечо того, кто торопился следом. Из-за шарканья множества ног, гула, выкриков, перебрасывания узлов и сумок я вовремя не заметила энергично проталкивающегося за мной молодого человека. Посторонившись, я его пропустила – и парень тут же со всего маху врезался в пожилую даму, что брела передо мной. Она пронзительно вскрикнула и свалилась на деревянный настил.
– ¡Bruto![1] – крикнула она ему вслед.
Метнувшись к женщине, я быстро опустила свой багаж и помогла ей подняться на ноги. Ее худенькие костлявые руки казались хрупкими, точно зубочистки.
– С вами все в порядке? – спросила я как можно более низким голосом.
– Кажется, да. – Дама подобрала с пирса шляпку. – Этот человек просто животное какое! Благодарю вас, caballero[2]. Есть еще на свете порядочные мужчины.
Ирония ситуации вызвала у меня невольную улыбку, и тем не менее ее слова вселили хрупкую надежду, что моя маскировка все же работает. Я уже хотела спросить женщину, не нужно ли ей позвать врача, когда от толпы встречающих к нам, опираясь на трость, приблизилась старушка – древней, наверное, самого Мафусаила[3]. В жизни не видела, чтобы на лице у кого-то было столько морщин и старческих пигментных пятен.
– ¡Hija![4] – воскликнула она, обращаясь к той самой даме, которой я только что помогла подняться.
– ¡Mamá! – отозвалась моя пожилая попутчица, сердечно обняв мать.
Женщинам, очевидно, много чего требовалось друг другу сказать, и они двинулись вдвоем дальше, не бросив и взгляда в мою сторону.
Если бы сейчас моя мама была со мной и помогла бы мне пережить все то, что на меня свалилось! Но она покинула наш мир еще три года назад.