Читать Десятая невеста

Если бы княжич не побывал в Чужедолье.

Если бы Явор с парнями делали, что им говорят.

Или даже не так: если бы кто-то однажды не надумал вместо яблочка катать по блюдечку брусничинку…

Кто знает, как бы все обернулось.

Впрочем, что гадать. Для меня все началось тем утром, когда Явор прислал весточку с сорокой. Голосом Явора та орала, чтоб я что есть мо́чи бежала в Осколково. Я прогнала надоеду и вернулась к замешиванию теста. Ага, щас. Вот прям все брошу и побегу.

Гладкое обручье на левой руке задрожало, засветилось бледно-зеленым и счастливым голосом сообщило, что сегодня я прошла две тьмы шагов. Я с досадой хлопнула по нему, чтоб заткнулось. И ведь не выбросишь – подарок. Эти новомодные приблуды стоили как княжий терем, я бы их в жизни не купила, и водились они у меня лишь потому, что мне подсовывал их Явор, но сплавлял он мне, как правило, первые, пробные образцы, а потому они только и делали, что выкидывали коленца.

Я поставила тесто подниматься, вымыла полы – в избе приятно запахло влажным деревом. Половики вытрясла и развесила прожариться на солнце. Крикнула матери, что в Осколково и назад, и дала деру.

В березовой роще играло солнце; перейдя по мосткам ручей, я припустила через поля. Сплошная зелень простиралась передо мною: заколосившаяся рожь, за нею лес. Синевою под ясным небом блестела река Черничка, отражая башни и стены княжьего города.

Как я и говорила, если бы нашему князю не взбрело на ум отправить наследника учиться в Чужедолье, еще неизвестно, как бы все вышло. Но тот побывал в Серпентиновой долине, где куча умников, собравшись в одном месте, разводила пишущих блох, считающих ящериц, говорящую коноплю и другие подобные непотребства, вернулся и постановил: быть и у нас мыслеграду. Прибыл на коне могучем в наше Белолесье, обозрел с Лихновецкого холма Ясный дол, зацепил взором разбитый горшок и повелел основать село Осколково. Опытные люди, включая отца его, князя, отнеслись к затее легкомысленно и предрекали ей скорый конец, но не тут-то было: прослышав про чудеса заморские, в Осколково тут же потянулись отроки из окрестных и дальних сел, и скоро вся долина покрылась, ровно прыщами, избами да хоромами, главным из которых сделался щегольский терем самого княжича: белый, высокий – отовсюду видать. Княжич, правда, наезжал в долину и поначалу нечасто, а потом и вовсе забросил (некогда стало), но к тому времени Осколково уже цвело пышным цветом само по себе, будто унавоженное, и в княжьем внимании не нуждалось. Терем же осколковцы использовали под думные палаты, куда сходились на совещания.

Чем осколковцы на самом деле занимаются, никому было неведомо. И мне, сколь Явор ни толковал, я так и не уразумела. Однакож что знаю, попробую объяснить.

Однажды некий чужедолец, катая по тарелочке яблочко и обозревая всякие чудеса, задумался: а если взять блюдечко и брусничинку? То и другое меньше ведь, стало быть, будет сподручнее. С собой носить можно: в котомку положи и катай где вздумается. Допустим, ждешь, пока какое важное лицо тебя примет, время коротаешь. За блюдцем последовало блюдечко поменьше, дальше стали катать по чайной ложечке клубничные зернышки, кто-то додумался пустить по шляпке поганки блоху, и понеслась. И уже собрались полыхать по всему Чужедолью костры, потому что дело это явно лихое, но, к счастью, до смертоубийства все же не дошло. Умники вовремя сообразили, к чему идет, и как-то так само собой оказалось, что скопились они в Серпентиновой долине, которая была так одинока, удаленна, бесплодна и настолько никому не нужна, что все с радостью махнули на скорбных умом руками. Пусть себе с глузду съезжают подальше от честного народа, коль им так хочется.