Привет, опекун собаки!
Мне нравится называть людей, у которых живут собаки, именно опекунами. Хотя это не очень верно с точки зрения закона, ведь фактически животное – собственность человека. Но на самом деле собаки для нас, конечно, никакая не собственность, они члены наших семей: мы ухаживаем за ними, кормим их и проводим время вместе с ними – то есть делаем все, что подразумевает слово «опекать». Я предпочитаю именно такой подход по отношению к домашним питомцам, поэтому слово «опекун» прочно закрепилось в моем лексиконе. Думаю, вам оно тоже придется по душе.
Если вы держите в руках эту книгу – значит, вас волнует здоровье вашего подопечного. Поэтому нам с вами определенно по пути!
Я практикующий ветеринарный врач вот уже в течение семи лет и, поверьте, могу часами восторженно рассказывать о собаках.
Но давайте для начала познакомимся.
(Не спешите пропускать эту часть книги, она поможет вам понять, почему все то, о чем я буду писать далее, важно не только для меня, но и для вас.)
Я родилась и выросла в маленькой украинской деревне. Родители занимались сельским хозяйством, поэтому в нашей семье всегда было много разных животных: коров, коз, свиней, кур, уток, кроликов, кошек, собак.
Моя мама частенько шутила, что у нас целый приют для кошек и собак. Рождались котята и щенки, приходили от соседей их питомцы, находили новый дом подкидыши, вывезенные «заботливыми» хозяевами из города. Ехать с заболевшим питомцем в город в ветклинику, за 100 километров, – для многих было «некогда и дорого», и часто, если с животным что-то случалось, не оставалось иного выбора, кроме как полагаться только на собственные навыки и помощь природы.
Поэтому в детстве мне пришлось стать свидетелем разных историй болезни животных (да и происшествий, не связанных с заболеваниями) – с исходом как благополучным, так и не очень.
Так, в памяти навсегда отпечатались следующие события.
Мне девять лет. У маленькой, весом едва ли два килограмма, собачки Кнопы идут роды.
– Щенки не выходят вот уже больше десяти часов, – услышала я голос мамы из кухни. Они с папой что-то обсуждали взволнованным шепотом. Я задержала дыхание и продолжила слушать.
– Может, щенки слишком крупные или как-то не так лежат. Она уже вся измучилась, надо что-то делать, – сказала мама.
– Рая, ну я не знаю. Сходи к ветеринару, хотя он вряд ли чем-то поможет. Сколько раз он говорил, что не работает с мелкими животными, а специализируется на коровах и свиньях.
Мама вернулась через полчаса, вся зареванная. На руках у нее – завернутая в куртку Кнопа. Собачка умерла.
Мы обнялись и заплакали.
А через пару дней я случайно услышала разговор мамы и бабушки:
– Представляешь, он даже не глянул. Сказал: «А что я сделаю? Я ничего не понимаю в собаках, к тому же у меня нет ни лекарств, ни инструментов. Усыпить могу, чтобы не мучилась». А я видела, что Кнопа уже совсем плоха, и согласилась, – грустно вздохнула мама.
– Ну ладно тебе, Рая, – бросила бабушка. – У вас еще будут десятки таких Кноп.
«Он даже не глянул, – звенело у меня в голове и жгло в груди от обиды и злости. – Ну как так, он же ветеринар!»
Только когда я уже встала на путь освоения профессии и узнала, что в учебных заведениях учат лечить только сельхозживотных, ко мне пришло понимание, почему ветврач тогда так поступил с нашей Кнопой.