Живущими берется право
Свой век свободно в силу нрава
Писать и отстоять…
Но в нем условие таится:
В них духа жизнь должна светиться
И смелость выбирать!
Маг, который стал поэтом
***
Дарианский лес проглотил ночь. Пусть над густыми кронами и начало светлеть небо – здесь, меж высоких мрачных стволов, все еще царила тьма.
Дариан – древний величественный мир – любит свои леса. Он щедро вспоил их живыми водами, одарил вековыми древами и заселил невероятными тварями. Он бережно охраняет их, как самую дорогую сокровищницу.
И сейчас, чтобы побаловать свое ненаглядное зеленое дитя, Дариан скормил ему ночь. И тот с аппетитом прожевал ее и проглотил, насытившись тьмой. И каждый звук здесь стал страшнее, и каждая тропка – таинственней.
Она бежала одна сквозь ночной дарианский лес.
Это уже не было бегом – ноги устали и подкашивались, превращая шаги в пьяные перебежки. Колени непроизвольно подгибались, чаще не столько от усталости, сколько от страха.
Она тяжело дышала, беспомощно слушая, как шумит в ночной тиши ее дыхание. Оно тревожило лес, а он никогда не оставлял подобное незамеченным. Ветви цеплялись за ее платье, словно пытаясь пощупать теплую плоть. Травы обволакивали ноги, уговаривая остановиться и поспать в их прохладе вечным сном.
Лес великодушно принял ее, как гостя, и жаждал узнать поближе. Он желал увидеть ее истинное лицо, которое открывается в дикой природе. Ему хотелось, чтобы гостья предстала перед ним такой, какой ее создал сам Дариан. А потому он нетерпеливо сорвал с нее дорогие туфли и распорол кружевные воланы платья, оголив бледные плечи. Лес, увлекшись, рассыпал ее драгоценное ожерелье и растрепал золотую упругую косу. Эта длинная коса, что еще вчера приковывала к себе восхищенные взгляды мужчин, сейчас билась о грязные пятки и собирала комья земли.
Она сделала несколько шагов, крутясь на месте в оглядке. Ей чудилось, будто кто-то рядом. Что-то виделось, что-то слышалось. Оно чуяло ее. А быть может, это лес проник в мысли и говорил с ней.
Она остановилась, успокаивая свое дыхание. Нужно было во что бы то ни стало сделать его тише, чтобы не тревожить лес. Заткнуть рот трясущимися ладонями или закусить посиневшие губы до крови…
Тут она поняла, что не владеет собственным телом: пусть дышать медленнее было возможно, но сердце колотило так, что незримое нечто обливалось слюной, улавливая этот сочный звук.
Тук-тук. Тук-тук.
От каждого удара затаившиеся лесные твари дрожали в предвкушении добычи.
Несмотря на панику, ей до сих пор удалось не сойти с тропы. Она знала, куда бежит. И лес знал. Он не пытался сбить ее с пути. Он лишь увлеченно наблюдал, как она в ужасе мечется от древа к древу, словно пойманная бабочка под колпаком.
Совершенно сбив дыхание, она прильнула к замшелому стволу всем телом. Тут где-то сзади, в мистической темноте, захрустели сухие ветки. Звук рассыпался по лесу ритмично, четко вырисовывая чьи-то шаги. Нечто приближалось.