Бабочка. Клятва Гиппократа
Иду, как всегда, на смену, насвистывая детскую песенку про бабочку и воробья. Хотя настроение ни к черту. Тучи над Эгером сгрудились злой толпой и вот- вот готовы разразиться бранью грома, молний, а потом и поплакать дождем обид. Они точно передают мое состояние. О, оно вызвано и плохой погодой, и нервным утром. Голова моя уже месяц ощущает странное вращение, будто земля под ногами превратилась в юлу. Но нужно бодриться. На заводе меня знают, как Бабочку. Такое милое и легкое насекомое, которое порхает на крылышках и не знает бед. У меня же две проблемы. Первая – я плохая мать. Вторая – я плохая жена.
– А вот и наша Бабочка! – весело кричит мне Стрекоза.
Да, так получилось, что мы имен друг друга не называем. Даем себе глупые клички, которые не передают наш внешний вид или внутренний мир.
– Не ори так, а то сейчас сбегутся сумасшедшие, – хихикаю в ответ.
Стрекоза всегда умеет поднять мне настроение одним своим видом.
– Ну что? – вопрошаю у напарницы. – Смена была спокойной?
– На заводе нормально все, – махнула рукой подружка. – А вот в больнице проблемы. Дорогуша хочет увольняться. У человека – подавленное состояние.
– Оно у него всегда такое.
– Ну пойди, поговори ты. У него на лице написано, что либо он сбежит от нас, либо с прыгнет с моста.
– Черт возьми! – ругаюсь на разные голоса, выкладывая всю палитру эмоций, вкладывая вещи в шкафчик. – Чтоб ты съел!
Дорогуша – наш единственный хирург, который занимается протезами, суставами, титановыми костями. Конечно, если он пропадет, пострадает большая часть населения. Мы живем в жестоком 3.156 году. После войны с машинами каждый второй, если не первый – инвалид. А еще раньше автоматизированный труд снова становится человеческим. Конечно, уровень травм серьезный.
– Дорогуша, привет! – торопливо заскакиваю в кабинет врача. – Как дела?
– Привет…
По суженым зрачкам мужчины понимаю, что он принял сольду. Это вещество, которое поднимает настроение на несколько часов, потом лекарство от депрессии вызывает страшное похмелье. Но самое опасное – это привыкание к сольде.
– Зачем ты выпил эту штуку?
– Ты волнуешься за меня? – с усмешкой спрашивает коллега.
Но я не успеваю ничего ответить. Меня резко ведет в сторону против моей воли. Такое бывало и раньше, но дома, когда коллеги не видят. Теперь же падаю на глазах у Дорогуши. Прихожу в себя на кушетке.
– Что с тобой? – строго спрашивает хирург- протезист.
– Да так… не выспалась просто. Обычное дело.
Он не дает мне встать. Проникновенно смотрит в глаза, словно хочет разглядеть что- то на дне моих зрачков.
– Давно ты в обмороки падаешь? – его рука впивается в мое плечо.
– Неважно! – отбиваюсь от него и привстаю на жестком ложе. – Мы сейчас должны обсудить твое состояние.
Чтобы хоть как- то держать в состоянии работать последних дееспособных, на каждом заводе держат таких, как я. Мы – вопипы – врачи общей практики и психологии. Бегаешь по участку, как укушенная стаей диких пчел, следишь за состоянием других. Сутки через двое. Помимо меня есть еще Стрекоза и Мотылек.
– У меня все по- прежнему, – Дорогуша стискивает пальцы на руках до красноты.
– Зачем тогда поднимаешь себе настроение искусственно?
– Послушай, Бабочка, тебе нехорошо. И я это вижу невооруженным глазом.