Читать Поводок Гелиоса

Звенит и мерцает лента,

Растянутая над бездной.

Всё надвое делит время.

Что было на до и после.

История мажет красным.

В огне исчезают листья.

Привычные рек русла

Меняются невозвратно.

Мы те, кто остались в прошлом.

Мы те, кто проснулись утром.

Забывшие о деталях.

Отринувшие возможность.

Танцует над ямой дева,

Струна режет в кровь ноги.

Застывшая улыбка

Пришита к лицу воем.

Стареем в чужих постелях.

(Твоя Лив)

В комнате воняло сыростью, затхлостью и безумием. Проходя интернатуру в благотворительном госпитале, он слишком часто слышал этот запах, чтобы теперь его не узнать. «Отторженцев» привозили обычно из беднейших южных районов города с мета-органическим повреждением нервных тканей, рассеянным склерозом четвёртого типа, под завязку накачанных кустарным наркотиком, дававшим лишь небольшую передышку, ради которой, впрочем, бедняги были готовы на всё.

На грязном полу у стены прикрытая драным пледом девушка распахнула глаза. Воздух в его груди, казалось, закончился. Нашёл. Он наконец-то её нашёл.

– Привет, Листик.

– Братик.

Тонкие сухие пальцы скользнули по его щеке.

– Прости… я, похоже, снова заставила тебя плакать.

Он рассмеялся, вытер локтем слезы и поцеловал пахнущую растворителем ладонь:

– Это всё дождь.

Жуткая судорога скрутила разбитое тело, зрачки сузились.

– Ты всегда его… ненавидел, – девушка повернула голову к высаженному окну, за которым гулко барабанили капли. На его коленях осталась ломкая седая прядь.

– Я не знал, Листик. Он мне ничего не сказал.

Она снова улыбнулась, на короткий миг став той, прежней Лив, которую он потерял. Девушка попыталась поднять испачканную в краске ладонь:

– Посмотри… это для те…

Затем в последний раз дёрнулась, выгнулась и обмякла, исполнившись страшной, торжественной тишины.

А сквозь дальнюю стену из бездонного голубого моря только что рожденное, но уже беспощадно прекрасное, в его прогнивший мирок вторгалось солнце.

Дождь. Он проникал в сознание, минуя непрекращающийся поток таргет-рекламы, гнусавое лопотание чинки, заполонивших узкие улочки своими вонючими прилавками, сквозь вездесущий мат и гудение кондиционеров, через завесу неонового тумана, запах скисшей лапши и выкрученный на максимум фильтр, шум скользил по краю сознания робко, но беспрестанно, настигал тебя, в какую бы щель ты ни забился. Кап. Кап. Кап.

– Сука, – не сдержался я, раскусывая очередную капсулу Неолаксена[1], сегодня, похоже, со вкусом «свежей травы». Этот мудак опаздывал. Сколько уже я говорил себе, что всё, это будет в последний раз?

– Четырнадцать с 13 июля 2233 года, – заботливо сообщил голос внутри гудящего раскаленного черепа.

А сколько раз я говорил, чтобы ты заткнулась?

– На текущий момент одна тысяча пятьсот шестьдесят восемь с даты последней прошивки.

– Познавательно… – выплюнул я в призывно улыбающееся лицо чинки, который тут же принялся поочерёдно доставать наружные водители ритма и подкожные инсулиновые дозаторы из бездонной сумки-холодильника, висящей на облезлых жёлтых плечах.

– Нет, убери, мне ничего не надо. Во бу шияо ни дэ гоу ши, баичи конг джели[2], – ломая язык, повторил я за мягким голосом в голове. Чинки сплюнул коричневым, пробормотал нечто такое, что переводчик не сумел распознать, и показал, как полагается, средний палец с отсутствующей третьей фалангой, ну никакой фантазии, после чего, нетрезво покачиваясь, растворился в толпе, влажно лоснящейся во всполохах рекламы.