Извозчичья карета медленно катила из Санкт-Петербурга в сторону Новгородской губернии. Дорога была, как и положено в конце октября, раскисшая от сырости, с большими рытвинами, напоминавшими овраги. Грязь под копытами тройки звучно чавкала, создавая мерный дорожный тон, то ли раздражающий, то ли усыпляющий седоков.
Самый маленький путешественник – трёхлетний Коленька – уже заснул, насмотревшись на пустые поля, с валяющейся соломой, и тёмные хвойные леса, разбавленные кое-где покрасневшими осинками и жёлтыми берёзками.
Двое взрослых – Павел, его отец, и Пётр, его дядя, – не спали, но и не разговаривали, воспользовавшись счастливыми часами отдыха от сложной кавалергардской службы, чтобы просто помолчать. Они служили в одном полку, но вот так сидеть вдвоём доводилось редко. Павел был генерал-лейтенант, а Пётр недавно получил звание полковника и флигель-адъютанта Его Величества. Обязанности у братьев были разные, и на службе они почти не сталкивались.
Пётр, как и маленький племянник, поглядывал в окно, однако осенний пейзаж не трогал его душу ни скукой, ни унынием. Он его почти не замечал и только думал о том, что не хочет видеть мать и не желает вспоминать всё то, что старательно забывал все двадцать лет военной службы. Пётр не любил отчий дом, и это была его тайна. Уже будучи взрослым, он редко навещал мать и ясно сознавал, что та тоже его не особенно рада видеть. Любимцами у неё были два старших сына. Но один недавно умер, а второй – Павел – её страшно разочаровал своим браком на разведённой женщине.
Иногда он смотрел на брата и поражался, как Павел похож на матушку – Елизавету Романовну – такой же светловолосый, кудрявый, с голубыми глазами и прямым, почти римским носом. Но главное сходство было в характерах – оба горячие, взрывные, с властными манерами, не допускающими малейшего возражения.
Сам же Пётр был похож на мать только высокой, статной фигурой. Чёрные волнистые волосы и карие глаза ему передал в наследство отец, как, впрочем, и флегматичный, немного медлительный характер. Когда ему едва исполнилось шесть лет, отец умер, и жизнь Петра стала похожа на ад. Флегматичность и неторопливость мышления сослужили ему плохую службу. Любая неудача, малейший невыученный урок или непослушание вызывали у матушки приступ гнева, от которого приходилось спасаться бегством. Чаще всего он прятался в библиотеке на втором этаже, куда Елизавета Романовна не любила подниматься из-за больного колена. А он закрывался и читал, читал, наслаждаясь одиночеством и тишиной, мечтая поскорее убраться из отчего дома в кавалергардский полк, куда уже был записан юнкером.
Карета подпрыгнула на очередной кочке. С досады выругался извозчик. От тряски проснулся Николенька и осоловело покрутил головой, не понимая спросонья, где он находится. Пётр улыбнулся малышу и достал припасённую для него конфету. Коленька протянул за ней маленькую ручку. Ловко развернув обёртку, он сразу засунул леденец за щёку.
– Балуешь моего сына? – усмехнулся Павел. – Когда своих заведёшь, раз так любишь детей? Иногда смотрю на вашу дружбу с Коленькой и ревную.
– Брось, Паша, просто у меня кроме вас никого нет.
– Вот как? А мать?
– Ты знаешь, какие у нас отношения, – сухо ответил Пётр.