Ночь, тусклая настольная лампа, чашка кофе, монитор. За окном накрапывал дождь, но сквозь толстые бордовые шторы его барабанная дробь едва слышалась. Антон устало постукивал по клавишам, заканчивая рассказ:
«Джек приоткрыл дверь, и сердце заколотилось, как безумное. Мурашки пронеслись по спине, шевеля волоски.
Чудовище было здесь. Оно стояло спиной к двери и громко дышало. Оно было высокое, со здоровенными руками. На его пальцах виднелись острейшие когти.
Казалось, Джеку надо было срочно бежать прочь. Но он не мог сдвинуться с места. Только зубы лязгали, как обезумевшие.
И вдруг чудовище развернулось, показав свою жуткую нечеловеческую морду с блестящими паучьими жвалами, торчащими поверх рта.»
Антон поставил точку, откинулся на спинку стула и произнёс:
– На сегодня всё. Ну его. Надоел.
Вторую неделю он писал этот рассказ, и всё время что-то было не так. То саспиенса не хватало, то фокал скакал, то ещё какая-то жуть в текст пробиралась. А хотелось-то по заветам коучей: шесть слов в предложении, четыре предложения в абзаце, постельная сцена на третьей странице, расчленёнка на шестой. При этом дуга характера должна чётко обозначиться, а сюжет делиться поровну на семь ступеней.
Но постоянно что-то мешало, а Антон переписывал и переписывал, и переписывал.
«Джек покрылся мурашками от увиденного», писал он в напряжённой сцене. «Сердце заколотилось, срываясь в галоп, зубы залязгали от дикого ужаса»
Сцена первого появления чудовища сменялась промежуточной. А потом снова:
«Мурашки галопом пустились по спине. Сердце забилось чаще от дикого ужаса. Зубы беспрерывно стучали»
Затем снова сюжет становился на пару абзацев спокойным, размеренным. Вводил читателя в заблуждение. И вдруг опять:
«Мурашки частыми волнами пробегали по коже. Сердце беспрерывно колотилось в груди. Кошмар заставлял зубы клацать галопом…»
И всё в том же духе. Иногда к этому набору добавлялись шевеления и вставания дыбом волос, помутнения в глазах и холод, который то бегал по спине вместо мурашек, то остужал кровь в жилах и венах.
Не устраивал Антона и главный антагонист. Чудовище казалось недостаточно чудовищным. Его появления были предсказуемы, а страх от них слишком наигранный. Иной раз хотелось смеяться в самых напряжённых сценах, а это вовсе не укладывалось в правила жанра.
Частенько менялось и место действия. То герой среди ночи спасался от чудовища в старом замке, то метался по маленьким комнатёнкам деревенского дома, то вовсе плутал среди надгробий на могилах заброшенного кладбища. Но где бы не настигало героя чудовище, автора все равно что-то не устраивало, и рассказ правился заново.
В один из тех дней, когда работа над рассказом, казалось, вот-вот закончится, Антон включил компьютер, открыл файл редактора и обомлел от увиденного. Вместо привычного названия там значилось новое: «Заявление о начале забастовки». И дальше шёл незнакомый текст: