Читать Чужая Рэл

В дни, холодные, как этот, когда за стенами подвывает страшный ветер, а ветки алычи скрипят об окно, Рэли становилось по-особенному тяжело. Иногда, когда она подолгу находилась наедине с мыслью о том, что родилась зря, эмоции внутри вставали комом, мешая дышать и говорить. А если говорить приходилось, то весь день выплёвывая слова через спазмы, к концу дня горло саднило, как при простуде. Вот только болеть ей нельзя: когда она кашляла или шмыгала носом, её понукали и всё равно отправляли на завод. Работала она в убойном цеху с восьми лет, в том, где с конвейеров сходили охлаждённые или замороженные тушки птиц. Также с этого предприятия в магазины отправлялись суповые куриные наборы, фарш и полуфабрикаты из остатков куриного мяса и, конечно, индюшки. Она ненавидела те звуки, которые издавали индюки, поэтому их убивать ей оказалось немного проще. Отрубила голову, тело повесила на крюк конвейера, а голову отдельно – на движущуюся ленту. В конце рабочего дня вонь птичьего дерьма и тухлой крови стоял в носу, и, казалось, даже после горячего душа её преследовали эти запахи.

Взгляд Рэл блуждал по крепкой сетке, сквозь неё виднелись старые пути. По ним, сколько она помнила, перегоняли вагоны, гружённые свежим и мороженым мясом, в соседние города и столицу. Проеденный временем кирпичный забор был буквально в десяти метрах, но единственный переход, где кончалась сетка, ещё даже не виднелся. Вдоль путей она ходила пешком каждый день лет с восьми, а может, и с семи, она точно не помнила, исполнился ли ей тогда восьмой год. Завод находился загородом, а жилище Рэл – совсем в глуши, рядом с холмом, путь через который лежал на горный хребет. Плато, на котором стоял город, начинало вздыбливаться в скалистые горы так кручёно, что кружилась голова, если резко взглянуть наверх. Но на другую сторону хребта ходить всё равно нельзя: там начиналась граница другого государства.

Завод гудел, и этот звук баюкал её каждую ночь. Соседей у неё не было, и за километр от завода гул был единственным громким звуком. Ночные птицы, лай старой Имы, порой дикие шакалы кричали, но в основном шумел завод. Этот гул впитывался в её сознание и уносил в густую дрёму, а затем в сон. Мать Мирда, конечно, жаловалась, что её неспокойному сну только мешали посторонние звуки, но женщина, впрочем, всегда казалась чем-то недовольной.

Взгляд Рэли вновь устремился за сетку: «Вот бы…» – мечты о возможности сократить путь всегда посещали её, но сетка была под напряжением, и сверху тянулась колючая проволока. Кирпичный забор завода плотно оплетал крепкий многолетний плющ. Вот по нему бы она перебиралась, а там дальше на пристройку склада по пожарной лестнице, и всё – она на работе. Сколько это? Десять минут от силы. А Рэли приходилось ходить все сорок. Там переход, а дальше ещё до входной калитки, где бугай-охранник вечно лазил по её карманам. Что он там пытался найти? Ничего, наверное, просто щупал девчонку. А что её щупать? За ребра торчащие и за костлявый зад? Кто знает этого Фильшу, мужиком он казался девочке неприятным и непонятным. С Рэли-то не любили говорить, прикасаться к ней тем более, а тот мял её каждый день. После девушка держала путь до логистики, а это, считай, обратно, через весь завод, и там, где стояли вагоны, к сарайчику. В нём была её форма, а ещё свой чайник и, кроме туалета, имелся душ.