Зашла к себе, первым делом открыла ноутбук, чтобы просмотреть, не пришли ли срочные запросы на рабочую почту. Всякое может быть.
Обновление… вроде нет.
Зато появился значок на личной, я для удобства вывела ее сюда же, в соседнюю вкладку.
Нажала на сообщение. И тут же улыбнулась.
Лучший друг поздравлял меня с днем рождения. Но как?!
Этот наглец прислал фотографию моей задницы и его довольной физиономии, что опиралась на ягодицы как на подушку, подмигивая в камеру.
Фотография была сделана на пляже, когда мы с Кириллом ездили отдохнуть от наших серых будней и заодно избавиться от благородной бледности кожи. Разумеется, чтобы стать менее благородными. Отсюда и мои стринги, оголяющие практически все, что обычно скрыто за офисной юбкой (мы же определили, что благородство и я в одном предложении – моветон?).
К фотографии шла подпись: «Скучаю по той самой родинке на правой «булочке». Вечно твой Киря».
Посмеялась и перевела компьютер в спящий режим, прежде чем отправиться в ванную.
Вот только когда вышла из уборной, пришлось замереть на месте, радуясь, что успела накинуть халат, а не выплыла в чем мать родила.
В моем номере почему-то оказался босс. И сидел за столом перед открытым ноутом, с экрана которого до сих пор подмигивал Кирилл.
Заметив меня, Васильев кивнул в сторону изображения.
– Мой ноутбук начал глючить. Хотел с твоего отправить файл.
– Отправили?
– Нет.
Роман Алексеевич вновь повернулся к экрану.
– Это твой парень?
– Друг. Лучший.
Роман потянулся, закрывая крышку ноута. Видимо, чтобы больше не любоваться на мои голые филейки. Все же субординация, приличия, все дела…
Но сказанное начальником заставило меня оторопело хлопать ресницами, размышляя, не показалось ли.
– На фотографии ведь была ты?
– Допустим. – Свела брови вместе.
С чего бы это Васильеву допытываться?..
Он медленно поднялся с кресла, подходя ближе. И потянулся к моему поясу.
– Хочу убедиться в этом.
Меня словно ударило током. Иначе как назвать тот ступор, в котором я пребывала, пока он развязывал халат и скидывал его с плеч?
Карие глаза жадно прошлись по моей фигуре. Роман Алексеевич медленно и почти осязаемо скользил взглядом по обнаженному телу, а затем коротко приказал:
– На кровать.
И я понимаю, что не могу найти в себе силы сопротивляться.
Послушно перелезаю на широкое ложе, внутренне – да уже не только внутренне, но и внешне – начиная подрагивать: по телу пробежали мурашки, приподнимая волосы на руках. Даже загривок затопила леденящая волна, которая с каждым мгновением обещала стать обжигающе-горячей.
Васильев забрался на матрас вслед за мной.
– На живот.
– Роман Алексеевич…
– Переворачивайся на живот, – с нажимом повторил Роман.
И я снова подчинилась, устраивая голову на сложенных руках.
Васильев же не предпринимал ничего. Кажется, он просто замер, рассматривая выставленную на его обозрение картину.
Когда же я почувствовала осторожное прикосновение к ягодице, готова была вскрикнуть. Очередные мурашки, сменившие успокоившиеся.
За спиной послышался смешок.
– Действительно есть. – Его пальцы очертели родинку, а я поглубже зарылась носом в покрывало.
Вот, значит, зачем…
Готова был услышать: «И как часто ты фотографируешься без трусов в компании друзей?» Но вместо этого Роман сжал ягодицу со злосчастной родинкой в виде сердечка… и прошел ладонью выше, медленно ведя от копчика до лопаток.