Утро вытягивало длинные тени. Солнце ещё не жгло. Скорее гладило и ласкало обветренные лица железнодорожников. Так и хотелось выскочить из кондиционированной прохлады станции на улицу, под солнце. Пройдет каких-то пару часов и момент будет упущен. Снаружи будет безжизненное пекло постапокалипсиса. Сегодня в Москве обещали тридцатку.
Люда уже стояла на краю угловатой тени, отбрасываемой входной группой вестибюля, не решаясь выходить на солнце.
Есть женщины с немолодым лицом. Какой бы возраст ни был, лицо именно, что "немолодое". Люда и в самом деле была немолода. Она об этом знала. Ее лицо тоже… знало. Крупный нос, набрякшие щеки, тугой узел плотно заколотых волос, выкрашенных в темно-каштановый, почти черный, оттенок Профиль смотрелся сурово. Ниже он нырял в форменный китель, наглухо застегнутый, не взирая на жару, ну или на скорое ее появление. Китель тоже смотрелся сурово благодаря вытертым до блеска углам лацканов и манжет.
Внешне она была собрана или даже казалась напряженной, но внутри уже вся распустилась, растегнулась и сладко потягивалась. Сигарета болталась, зажатая меж пальцев. Она не спешила её поджигать. Слишком хорош был момент, не хотелось отпускать.
Чиркнула зажигалка. Пришлось, преодолевая навалившееся дремотное сопротивление, донести руку и пальцы вместе с сигаретой и придавить пересохшим губами желтоватый фильтр, закуривая. Жека убрал зажигалку. Коренастый приземистый охранник щурился рядом. Его свежепобритая голова покрылась испариной и масляно сверкала, постепенно багровея на затылке. Шея была уже совсем бурой и лицо такое же в тон. Черты его рубили и лепили довольно грубыми инструментами. Рядом с ним Люда выглядела грациозной девочкой подростком.