Читать Сказ о Яре из Яви и Чернаве из Нави

Наши беды не снаружи – они внутри нас.

Никто не способен устроить у нас в душе такой мрак,

какой мы сами себе устраиваем

и причем совершенно бесплатно.

Дмитрий Емец («Лед и пламя Тартара»)

– Знаем мы токмо, что делится мир на три части: Явь, Навь и Правь. В Прави живут и повелевают всем боги, про них я сказ в тот раз вела. В Нави живут существа неведомые и души мертвые, и колдуны оттуда силу свою черпают. А в Яви живем мы с вами и все то, что видим мы каждый день: земля родная, по которой мы ходим, поля, леса и реки, что нас питают, небо, что над нами… все явное, все – родное.

– Бабушка Милица! А расскажи еще про Навь! Непонятно мне, как это – души мертвые и колдовская сила?

– Так то же Навь, дитятко. Мало что мы знаем об этом. Говорят, что управляют там всем духи и полубоги древние: Баба Яга, Бессмертный Кощей… Все странное, чародейское оттуда на белом свете появляется. Кто уходит в Навь – либо не возвращается, либо приходит иным, наделенным силой страшной. На то эта земля зовется Неявной, Неведомой.

– Какой силой, бабушка?

– Либо светлой силой – от Белобога, чтобы людей исцелять и дела добрые вершить. Либо темной – от Чернобога. Такие колдуны только пакости творят да другим житья не дают, – старая бабка-рассказчица недовольно притопывает и хмурится. – Ишь! Хватит про Навь выспрашивать! Спать потом не сможете.

– Так это ж Ярослава, ведьмина дочка, ей бы все про сказочки про чародеев да колдунов, – рассмеялся рыжий мальчишка, злобно тыкая в бок самую маленькую девочку с тонкой светлой косичкой.

– Сам ты ведьмин сын! – моментально огрызается девочка. Другие дети заливаются злобным смехом. Бабка-рассказчица начинает недовольно ворчать на них, но толку мало.

– Ведьмины… все вы – ведьмины дети! – по щекам Ярославы льются крупные слезы. Она выхватывает у печки горсточку осыпавшейся старой золы, кидает черный порошок в лицо рыжему и хлопает дверью, убегая от избушки бабки Милицы.

– Тятя, они опять! – вбегает домой Яра. Сама растрепанная, щеки в слезах, руки и лоб сажей перемазаны.

– Почто тебя лицом в золу окунули? – хитро прищуривается кузнец. Он как раз недавно вернулся домой из кузни и теперь неуклюже возился с горшками и едой.

– Нет! Это я себя в обиду не давала. Рыжий Ярун называл меня ведьминой дочкой, а я в него сажей кинула.

– Сажей… что, он и сам теперь на нечисть стал похож?

– Похож, – засмеялась Ярослава, отмывая в лохани руки и лицо. – Тятя, ну расскажи же про матушку! Почему ее нет и почему ее ведьмой в деревне кличут.

– Ушла матушка, – отрезал кузнец. Потом все же смягчился: – Не знаю, почему, ушла зимней ночью из дома, и все. Больше никто не видел. А про ведьму что кличут – то не слушай. Красивая она была больно, на местных девок непохожая – коса черная, толщиной с бревно. Завидовали ей, вот ведьмой и прозвали. А ты иди есть, соседи вчера похлебку наготовили. Вот, погрел, теплая, только из печки…

Осень постепенно съедала последние теплые дни. Прошло время сборки урожая. В погребах росли ряды заготовок на зиму, шилась теплая одежда, салом промазывалась от влаги обувь.

Ярославе шел семнадцатый год. Коса у нее была длинная, светло-русая, толщиной с руку. Щеки румяные, глаза – цвета водной глади, сама тонкая, звонкая, быстрая. Проезжие парни как один на дочь кузнеца засматривались, на зависть другим девушкам. А вот местные своих парней-сыновей отваживали и стороной девушку обходили. Все бродили по деревне слухи: «Кузнец Всемил – человек уважаемый, и на работы его любо-дорого смотреть. И дочка у него, конечно, красавица, давно бы такую сосватали, кабы не мать. Мать у нее была – что пожар лесной. За коровой присматривала – корова сдыхала. Роженицам помогала – дети больные и слабые рождались. Больного выхаживала – так тот тоже в Навь отправлялся. То ли проклятая, то ли с нечистью дружбу водила. Если Ярослава в мать пошла – то не надобно нам в семью такого проклятья».