Стела в духе восьмидесятых с бетонным основанием и крупными красными буквами «Новозаводск» считалась местом мистическим. Она возвышалась на повороте трассы Шадрин – Новозаводск, предваряя зелёный забор городской свалки, и нередко служила последним препятствием перед лучшим миром для всякого рода лихачей.
В середине июня две тысячи восемнадцатого года, во второй половине дня Леонид Андреевич Строкин, подъезжавший к стеле на старенькой, но бодрой и ухоженной вишнёвой «Ладе», решил пополнить список дорожно-транспортных происшествий за месяц своей смертью в результате несчастного случая.
Не справился с управлением. Бывает.
Тем более, место нехорошее. Говорят, когда газопровод вели, курган сарматский раскопали со скелетами. Потому и бьются тут, что ни месяц, то авария.
Строкин даже задышал ровнее, настолько простой была мысль о том, чтобы въехать в стелу.
В самом деле!
Женечка получит свободу, настоящую свободу для принятия собственных решений без оглядки на какое бы то ни было чувство вины.
Он не увидит, как отберут школу.
Сердце, наконец, перестанет болеть.
И будет выглядеть очень естественно. Никаких прощальных писем. Никакого наведённого порядка в вещах и бумагах. Ничего, что могло бы натолкнуть Женечку на мысль о его самоубийстве.
Строкин вспомнил, как, уходя из дома, в который раз наткнулся под вешалкой на свои чёрные концертные туфли. Так и не убранные в шкаф, они стояли вперемешку с кроссовками, осенними ботинками и домашними тапочками.
И ещё рубашка. Он бросил на вешалку клетчатую рубашку. Она повисла нелепо, зацепившись одним рукавом за соседний крючок. Разве можно сознательно уйти из жизни, оставив любимую рубашку на вешалке в таком виде. Глупости, конечно. Пустяки. Но сейчас на ум приходили именно они, а никак не глубокое осмысление прожитой жизни.
Шёл седьмой час вечера. Жара не отпускала, асфальт плавился, кондиционер в салоне работал через силу. Не хотелось ни думать, ни переживать, ни прислушиваться к сердечным сбоям.
Всего лишь набрать скорость.
Да, и ремень! Отстегнуть ремень безопасности. Бывали случаи, когда Строкин совершенно забывал о нём, тогда Женечка возмущалась и даже легонько стукала его кулачком в плечо. Но сегодня её нет рядом.
Подумать, несомненно, оказалось легче, чем сделать. Застёжку заело. Пока он воевал с механизмом, откуда-то из недр салона явилась муха и с неутомимостью юного натуралиста взялась исследовать кончик носа Строкина. Шлепки по носу не производили на неё должного впечатления. Она взлетала и возвращалась, мешая сосредоточиться. Нос нещадно чесался, что несколько снижало пафос ситуации.
Наконец, Строкин справился с ремнём и основательно поскрёб пальцем кончик носа. Муха пересела на зеркало.
Они начали разгоняться навстречу гибели: Строкин сознательно, а муха – пребывая в полном неведении относительно трагизма следующих мгновений жизни.