Читать Блокадник

Шрифт

Интервал

Блокадная жизнь глазами подростка из семьи репрессированных

От автора

О периоде репрессий и блокаде Ленинграда написано очень много, в том числе людьми, чьи жизни были опалены этой чудовищной трагедией. Но с каждым годом все меньше остается очевидцев, все сложнее нам воочию представить ужас тех дней, примерить хоть на миг на себя то, что было для наших отцов и дедов страшной повседневностью. Встречи со смертью, невыносимые физические и нравственные тяготы не сломили их дух. И наш долг – учиться у этих людей стойкости, никогда не забывая об их подвиге.

Мы не должны допустить, чтобы эта рана затянулась, чтобы эта боль утихла под гнетом проблем и тревог сегодняшних дней, чтобы душераздирающие рассказы о нашем относительно недавнем прошлом незаметно перешли в категорию «преданий», уже не способных вызвать комок в горле.

Непросто рассказывать о том, чего ты не пережил лично. И абсолютно невозможно полностью раскрыть такую глобальную тему в одном произведении. Да это и не нужно. В этой книге я постарался описать события глазами ленинградского подростка, впоследствии ставшего моим отцом. Это попытка нарисовать картину по эскизам-эпизодам, которые живо виделись мне во время его рассказов.

Пусть прочитанное заставит каждого еще раз задуматься об истинных ценностях и спросить себя: а хватило бы ему мужества пережить такое?

Глава 1

Петя осторожно раздвинул кусты и замер, всматриваясь в зелень листвы. Кузнечик стрекотал где-то совсем рядом, но оставался неразличимым в ветвях сирени. Неожиданно стрекот оборвался – насекомое почуяло опасность. И в тот же миг Петя увидел свою цель. Кузнечик выжидающе смотрел на человека выпуклыми капельками глаз, настороженно поводя усиками. Затаив дыхание, Петя выбросил руку и ловко ухватил насекомое за спинку. Это был крупный экземпляр, такие этим летом еще не попадались. Петя быстро упрятал добычу в заготовленную жестяную коробочку из-под зубного порошка «Пионер» и двинулся вдоль кустов. Хорошо бы поймать еще штуки четыре! Ведь сегодня на дачу приедет из города папа, и они пойдут на речку ловить язей. А какая наживка может быть лучше кузнечика?

– Петя! Завтракать! – послышался строгий голос матери. Петя неохотно развернулся и заспешил к дому, сияющему в лучах утреннего солнца свежей ярко-желтой краской.

Завтрак был накрыт на просторной веранде. Мать, статная сорокалетняя шатенка, курила папиросу, опершись о белые перила.

– Ты опять там по кустам ползаешь? Я вот отцу скажу, чтобы прекратил это все. Бог знает, какую заразу можно подцепить от этой саранчи…

Петя поглубже задвинул в карман жестянку с кузнечиком и пошел мыть руки. Ему весной исполнилось семь. Лето тридцать седьмого на даче у станции Сиверская, в полутора часах езды к югу от Ленинграда, было очередным летом беззаботного детства, наполненного приключениями и открытиями, в окружении заботливых и любящих родных. В школу принимали только с восьми, и до этого нового периода жизни оставалось по детским меркам еще необозримо долго.

Домработница, пухленькая и жизнерадостная финка Мария, внесла на веранду небольшой самовар, попыхивающий паром. Все звали ее Марусей, она служила у родителей еще с Гражданской. Кроме общих забот по хозяйству, сначала нянчилась с Петиной сестрой Галиной, которая была старше на десять лет, а теперь помогала маме и бабушке управляться с непоседливым Петром.