Было самое начало месяца листопада. Пришедшая на землю осень медленно и верно утверждала свой порядок: пригнула гибкие ветки кустов ягодами, пронизала лес серебряными нитями паутины, зажгла буйным пламенем листья на деревьях. Золочено-хрупкие, рудо-желтые вощеные, черемчатые резные, боканные, сочные кумашные и кое-где несдавшиеся до конца осеннему натиску, ещё зеленые, но уже подернутые бурым, глубокого цвета темного мха. Часть листвы уже облетела, пробивалась сквозь неё пока ещё зелёная трава, а между кронами деревьев виднелась ясная и теплая лазурь неба, какая бывает лишь золотой осенью. Шелестела листва, шептались травы, протяжно кричали птичьи стаи. Осень, щедрая хозяйка, ублажающая глаз и умиротворяющая душу, правила миром.
По осеннему лесу ехал всадник, и, казалось, был он погружен в глубокие думы и не замечал окружающего его осеннего великолепия, да и вообще ничего не замечал. Но это только казалось. Всадник был воином, и выработанное долгими годами ратных походов воинское чутье безошибочно указывало ему на скрытое присутствие рядом живого существа. И другое чутье, присущее уже непосредственно самому всаднику, и тоже отшлифованное годами занятия иного рода, подсказывало ему, что существо это человеческое, и присутствие его не таит угрозы. Тем не менее, чужое пристальное внимание раздражало всадника, но схватить наблюдателя в лесу, да ещё, будучи верхом, не представлялось возможным, поэтому всадник направил коня к примеченным густым зарослям, за которыми открывалась небольшая полянка, вынуждая тем самым любопытного незнакомца приблизиться. Всадник выехал на полянку, остановился, как будто осматриваясь, а потом резко развернулся и направил коня прямо в лядину, выхватил на скаку меч из ножен и принялся рубить ветки. Всадник был воином, и движения его были быстрее мысли, но тот, кто прятался за кустами, всё же оказался быстрей. Всадник вновь развернул коня и увидел на полянке отрока. Отрок – худой, роста среднего, на первый взгляд, обыкновенный смерд. Одет был отрок в порты, рубаху и меховую безрукавку, стянутую на поясе кожаным ремешком, с прикрепленными на нём тулом, налучьем и ножом в ножнах. На голове, неожиданно крупной для тщедушного тела, – шапка, натянутая до бровей, на ногах – мягкие кожаные сапожки без каблука, позволяющие предположить, что перед всадником всё же не простой смерд. В руках отрок, ни много ни мало, держал лук наготове, с натянутой тетивой и вложенной стрелой. Лук был хоть и небольшой, но не какой-нибудь охотничий, а настоящий боевой. Но самым дивным гляделось налучье. Поверх искусно выделанной кожи оно было изукрашено серебряными накладками – вещь явно дорогая, отроку неположенная.
– Кто таков будешь, малец? – небрежно спросил всадник и закинул меч в ножны – невелика опасность.
– В моих руках лук, и стою я на своей земле, а ты – я вижу – гость в этих краях, может, вовсе бродяга лихой, меч-то достаёшь без упрежденья, так что тебе по первой и называться, – дерзко ответил отрок тонким голоском.
– Всерьёз мнишь из этой палки гнутой меня убить, пострел? – усмехнулся всадник
– Убить, может, и не убью, а поранить сумею, – спокойно сказал отрок, но лук опустил.
– Ну что ж, коли не шутишь, придётся назваться. Игорь я – князь Киевский. Слыхал о таком? А земля, что ты своей называешь, под моей дланью. И довольно тебе терпение моё испытывать. Молви, кто ты и откуда.