⇚ На страницу книги

Читать Офицер по связям с реальностью

Шрифт
Интервал

1.

Он возник из метели, что мела со вчерашнего дня. Прасковья выходила из университетского садика на Моховую после занятий, и первое, что бросилось в глаза, была белая снежная шапка на тёмных кудрявых волосах. Снег лежал и не таял. «Наверное, очень плотные волосы, – равнодушно подумала она, – иначе б растаял». На самого прохожего не обратила внимания, не до того было.


В тот день она с хрустальной ясностью поняла: до сегодняшнего дня занималась фуфлом и шла в никуда. Пройдёт полгода, она получит свой красный диплом – и свободна. Выгонят из общаги, а следовательно – из Москвы: чтоб снимать квартиру, надо зарабатывать тыщ сто, ну минимум восемьдесят. А те обрывки работы, которые у неё случались – это кошкины слёзки. «Кошкины слёзки» – это выражение её тётки, что живёт с ними в одном доме, только входы разные. Вернуться в свой старинный городок в дальнем углу Московской области? Можно, конечно, но это уж неудачничество как оно есть. После МГУ – в родную деревню. Шесть лет – шесть! – прокрутилась в Москве – и ни за что не зацепилась. Другие вон за две недели устраивают жизнь. А она – даже парня приличного не поймала. Впрочем, журфак – это по нынешнему времени сплошные девицы. Что и подтверждает его полную никчёмность и бесперспективность: парни идут туда, где деньги – хотя бы предполагаемые. А где они нынче предполагаются? Поди пойми… Другие вон как-то понимают.


Другие – умные, знающие, успешные, сорок второго размера, а оттого, наверное, умеющие пролезть в любую щель и вообще протыриться куда надо – эти самые другие были её виртуальными спутниками, которые шли с ней по жизни, отравляя её. С ними она сравнивала себя – толстую, полного сорок шестого размера, а внизу, по правде сказать, и вовсе ближе к сорок восьмому, умеющую лишь мастеровито заучивать предметы на твёрдую пятёрку, да ещё писать никому не нужные статьи «скованным стилем», как выразилась одна редакторша женского журнала.


Другие были настолько далеко, что она даже не была знакома ни с одним из них, но тем блистательнее они представлялись в её сознании. Встретила бы – не решилась заговорить. Это, кстати, ещё одно доказательство профнепригодности: что за журналистка такая, которая не может заговорить с кем угодно?


А вот заснеженный брюнет – решился.

– Вы тут учитесь? – спросил приветливо-учтиво.

– Учусь, – ответила она без особого энтузиазма, т.к. была погружена в свои мысли.

– Хорошее место, историческое, – кивнул он в сторону Кремля.

– Историческое, а толку? – хмыкнула Прасковья и наконец разглядела незнакомца. Парень был хоть куда: высокий, стройно-плечистый, с гладко выбритыми, но тем не менее чёрноватыми щеками и – серо-голубыми внимательными глазами. Над голубыми глазами – тёмные брови. Словом, красавец, да ещё и южный, но не кавказского, а невесть какого типа. В общем, «нэ мэстный». При этом с голубыми глазами. Если у такого есть деньги – ему нужна фотомодель, а если денег нет – скорее всего, вообще ничего не нужно. А у неё дела: диплом писать, работу искать. Если уж знакомиться – то с прицелом замуж. А с этим – какой замуж?


Однако дошли вместе до метро. Он расспросил об учёбе, о дипломе. Она пыталась уловить немосковский акцент – и ничего не услышала, хотя имела небольшой опыт вслушивания в произношение: на втором курсе писала курсач по русской фонетике, вернее, фоностилистике. Прощаясь возле метро, он почтительно и даже изысканно, словно бы по-старинному сказал: