Сноровистые пальцы Семёна Пинеги орудовали в чреве старинных часов. Молодой мастер шевелил губами и тяжело дышал. Для него этот ремонт был своеобразным экзаменом. Старший инженер наблюдал за каждым движением. Наставник знал наперёд, что парень одолеет хворь изношенного механизма. Пожилой мэтр не раз подкидывал задачки своему стажёру, но тот, хоть и держался просто, неизменно справлялся. Осталось зафиксировать успех новобранца, и тогда в известнейшем в городе сервисе по ремонту часов появится новый сотрудник.
– Механизм не хочет меня пускать, – тихо бормотал новенький, напряжённо воздев глаза к потолку и ловко забравшись рукой под циферблат.
Со стороны могло показаться, что там, куда он направил взгляд, развёрнута навигационная карта. Пальцы умельца двигались на ощупь, а детали и схемы ему рисовало собственное воображение. Организм часов был для него предметом особой страсти. Ему, Семёну Пинеге, всю сознательную жизнь зарабатывающему ремонтом всякой всячины, починка часов доставляла ни с чем не сравнимое удовольствие. Он представлял, что будит чьё-то сердце своим прикосновением, запускает его, отлаживает ход, и вот оно пульсирует, считая шаги – тик-так, тик-так.
Сейчас шла борьба за жизнь экземпляра лет восьмидесяти. Тарелка циферблата и маятник уютно размещались внутри аккуратного шкафчика из тёмного дерева и были защищены от пыли дверцей со стеклом. Корпус ящика был когда-то покрыт глянцевым лаком. Теперь поверхность была усеяна, как морщинами, тонкими трещинками, и нуждалась в реставрации. Прозрачная витрина не скрывала от зрителей таинство театральных подмостков, но делала его притягательным и неприступным. Маленький ключик должен привести в движение пружинку, которая толкнёт детали устройства – и начнётся танец новых суток. Должен, но старинные ходики молчали.
– Давай, старина, дыши, – уговаривал Пинега.
Что-то звонко щёлкнуло. Шестерёнки заняли свои законные места в сложной композиции. Оркестр готов начинать! Механик распрямился и вытер пот со лба.
– Заводим? – испросил он благословения у старшего, следившего за работой. Тот, сглотнув, хрипло буркнул:
– С Богом!
Молодой мастер осторожно поставил часы на верстак. Огладил корпус, будто смахивая пылинки со свадебного костюма своего лучшего друга. Оба часовщика верили, что время не любит, когда его торопят. Старший кивнул в знак поддержки. Нарочито медленно Семён вставил ключ в отверстие. Аккуратно повернул четыре раза и остановился, когда почувствовал напряжение пружины. Качнул маятник.
– Тах-тах-тах, – глухо заговорил часовой организм.
Шеф пожал руку парню и отправился по своим делам, коротко бросив:
– Принят!
Утерев рукавом слезящиеся уставшие глаза, молодой мастер стал прикрывать стеклянную створку оживших ходиков. Дверца не хотела плотно закрываться. Семён дотронулся до петель – просели от времени? Но с ними всё было в порядке. Оказалось, что захлопнуться шкафчику мешал сложенный кусочек бумаги, спрятанный внутри корпуса часов и никем ранее не замеченный. Записка?
Тетрадный выцветший лист в клетку содержал блёклую надпись. Каллиграфический почерк сбивал с толку, и часовщик взял лупу.