⇚ На страницу книги

Читать История Анюты

Шрифт
Интервал

Моим бабушкам, дедушкам, маме и папе, а также девочке, жившей на балконе, моим цыганским предкам и всем сомневающимся в том, что они имеют право на счастье, посвящается.

«Выше голову!» – сказал палач, накидывая петлю.

Станислав Ежи Лец

Глава 1. Анюта и ее семья

Не вылезая из-под пухового одеяла, Анька засунула в рот крупную ягоду малины. Тарелочка с ней стояла на маленьком самодельном столике рядом с раскладушкой. Солнце ярко светило сквозь виноградные листья. Через раскрытое настежь окно дедушка подавал бабушке, стоящей внизу, резиновый зеленый шланг. Шланг крепился в кухне к водопроводному крану и тянулся на балкон через коридор и спальню. Балкон находился на втором этаже. Прямо под ним бабушка разбила грядки с астрами. Скоро последнее в жизни Аньки школьное первое сентября. Каждый год девочка ходила в школу с букетом выращенных бабушкой цветов белого, лилового, сиреневого, бордового цветов, горьковато пахнущих и таких родных.

«Включай!» – крикнул деда куда-то вглубь дома. Шланг завертелся, выпрямился, и из него полилась вода. На балкон вышла улыбающаяся мама. Анька зажмурилась от счастья и спряталась в белоснежном коконе хрустящего пододеяльника.

– Анюта, вставай, скоро гости придут. Надо обсудить меню.

Обсуждение меню было любимым Анькиным занятием. К семейным праздникам готовились заранее: бабушка жарила в кипящем масле пирожки с разными начинками, дедушка варил фирменные щи, тетя Катя, мамина старшая сестра, делала холодец, картофельники с грибным соусом и пекла медовик. Маминым фирменным блюдом было мясо по-французски: аппетитные кусочки свиной вырезки, покрытые хрустящей сырной корочкой.

Особенно Анька любила бабушкины пирожки с тушеной кислой капусткой. Улучить минутку, когда на кухне никого нет – выхватить из миски золотистый горячий пирожок – положить на него кусочек ледяного сливочного масла – полюбоваться пару секунд, как оно тает, стекая молочными каплями на руку, и… забросить хрустящую вкуснятину целиком в рот. А потом оглядеться по сторонам, замести следы «преступления» и отправиться в большую комнату сервировать стол.

В большой комнате, а именно так ее называли в семье – не «зал», не «столовая», а «большая комната» – стояли два застекленных серванта. Это были две большие любви Аньки. В одном были книги: собрания сочинений Джека Лондона, Майна Рида, Алексея Толстого, Валентина Катаева, Стефана Цвейга, Франсуазы Саган, Александра Дюма и выбивающаяся из общей тональности серия романов Анн и Сержа Голон про Анжелику, зачитанные Анькой «до дыр». Во втором – посуда, привезенная дедушкой из всех уголков мира: тончайшие салатные тарелки из Польши, на которых пары танцевали краковяк; чайный сервиз из Японии, переливающийся, как хамелеон, всеми оттенками зеленого, желтого и розового; рифленые рюмочки под водку из Швейцарии; роксы для виски из Шотландии; бокалы в виде тюльпанов на тонюсеньких ножках под игристое из Франции; супница и суповые тарелки со сценками крестьянской жизни из Китая. На верхней полке в центре стояла кукла официантки из ресторана в Праге в пышном кружевном подъюбнике, поверх которого было надето розовое шелковое платье и белоснежный передник. Темные волосы статуэтки почти полностью скрывал высокий прямоугольный головной убор. Синие глаза смотрели прямо на Аньку, которая любила подолгу стоять рядом, представляя себе историю жизни не куклы, а взрослой красивой женщины, живущей где-то в Чехии.