Читать Отмена мечты

Приглушенный стук шагов многократным эхом отражался от стен слабо-освещаемого подъезда. Мужчина, опираясь об облезлые перила лестницы, неспешно поднимался на нужный этаж. Его правый ботинок промок еще на полпути к дому, и теперь каждый раз, наступая на эту ногу, он чувствовал, как холодная жижа с чавкающим звуком просачивается сквозь пальцы. «Тюбик с клеем должен еще остаться, – подумал он, – надо не забыть просушить и заклеить». Поднявшись еще на пару ступеней, мужчина остановился. До квартиры оставалось четыре пролета, но легкие горели, словно в каждое из них положили по раскаленному угольку – так было всегда после двенадцатичасовой рабочей смены. Хорошо, что эти смены попадались редко. Раза два или три за месяц к обычной десятичасовой прибавлялись два сверхчаса. В это время полагалось выполнить дополнительную норму, поставленную начальником завода. Казалось, что именно за эти два часа в легкие попадало гораздо больше металлической пыли с вытачиваемых деталей, чем за всю смену. Мужчина сильно откашлялся, безуспешно пытаясь освободить организм от нарастающего жара. Немного пошатнувшись, он облокотился на стену и с тоской посмотрел на давно неиспользуемую шахту лифта. Окутанная грязной проволокой меж лестничных маршей, она тянулась вверх до самой крыши. Когда последний раз она использовалась? Лет пять, а может семь назад? Мужчина закрыл глаза и вспомнил, как было здорово зайти в кабинку, нажать на кнопку и с тихим поскрипыванием подняться на восьмой этаж. То время ушло. Волну возмущения подняли жильцы первого и второго этажа, отказываясь оплачивать затраты на электроэнергию, потребляемую лифтом. С одной стороны, это было разумно – зачем им оплачивать то, чем они не пользуются. Но с другой стороны – это общедомовые нужды. А если кто-то слепой? Что теперь, с него оплату за освещение подъезда не брать? И после долгих баталий было принято решение: платить должны все, а если не хватает финансов, исключить источник расхода, вернее отключить лифт. «Правильное решение. – Уверял себя мужчина. – Упрощать жизнь – значит деградировать». Он постоял еще несколько минут с закрытыми глазами, подождал пока успокоиться дыхание, и медленными шагами вновь отправился к своей цели.

Ключ проворачивался несколько раз прежде чем зацепить нужную пластину в замке. После тихого щелчка дверь открылась. Перед тем как зайти в квартиру, мужчина поморщился от неприятного запаха, наполнившего все помещение: сочетания вони грязных носков, мочи и чего-то протухшего. «Снова потроха варит», – подумал мужчина. Последние годы эта вонь упорно вытеснила с кухонь запах настоящего жаренного мяса, но привыкнуть к ней было невозможно. Подавляя рвотный рефлекс, мужчина быстро разулся и отправился комнату, не забыв плотнее закрыть за собой дверь.

Сама квартира была намного больше и просторней, чем та, в которой раньше жил мужчина. Не могло быть иначе, ведь до освободительной операции она принадлежала талю – это сокращение от «тип агитирующий ложь». Так стали называть людей, что в годы тяжелого противостояния распространяли информацию порочащую честь военных и подвергающую сомнениям действия Верховного Вождя. За подобные высказывания талей выслеживали, отлавливали, затем либо высылали из страны к врагам, либо сажали в исправительные штабы. Все имущество переписывалось на государство и уже после победы в него заселяли простые семьи. Так и мужчина со своей женой и десятилетним сыном заняли одну из комнат. Пришлось, конечно, проститься со своей купленной трехкомнатной квартирой, но это ж ради благого дела. Государство переселяло всех в талевские, кому одна комната досталась, а кому целых две. Освободившиеся дома отправили под снос, чтобы на их месте построить новые, для ветеранов боевых действий. Они заслужили, защитили страну, теперь по закону им все обязаны. Комната молодой семье досталась самая большая в квартире. На ее площади умещался шкаф, делящий помещение пополам, две узкие кровати для детей, и раскладной диван. В оставшихся двух комнатах поселили молодого парня, который как скользкий угорь постоянно юркал по всем углам и что-то черкал в своём блокноте, и женщину лет пятидесяти со своей пожилой матерью, которая сегодня и приготовила на общей кухне это вонючее варево. С соседями мужчина не общался, не разговорчивые они были, да и не принято стало после освободительной операции о пустом болтать. Все разговоры в семье должны проходить, при закрытых дверях и лучше шёпотом.