Читать Проклятая вечность
Солнце яркое, и смотреть на него не получается: глаза поднимешь, а оно слепит, и щуришься, и уже яркое-яркое пятнышко через закрытые веки жжет.
– Линда! – оборачиваюсь, смотрю и не вижу – черные пятнышки, как маленькие солнышки слепят. И смотрю, и щурюсь на маму, словно на яркий свет.
– Что, ма?
– Ну-ка, иди сюда, – делаю шажок, и едва не падаю, спотыкаюсь, но совсем не больно и даже не обидно. Смотрю под ноги, и начинаю по чуть-чуть видеть: гольфики, коленки исцарапанные, мятое платьице, и щебенка дорожки под сандалиями. Смотрю на маму, и ее тоже вижу: серьезная, строгая, но ругать не будет. Улыбаюсь, подбегаю, обнимаю, и кричу громко-громко, чтобы в ушах звенело:
– Мама! А я на солнышко глядела!
– А где же ты так вся испачкалась? – мама легкими хлопками отряхивает платье, а я молчу, не говорить же, что мы бегали с Анькой и Толиком за дорогу, через широченный, как река, язык асфальта, где со злым гулом разъяренных пчел проносятся машины, – Так где испачкалась? Эх, горе ты мое чумазое! А ну-ка, ну-ка? В глаза мне посмотри? Почему красные? Где костер жгли?
– Не было костра, я на солнышко смотрела! – возмутилась я. Было обидно, – я не мальчишка, и костры я не люблю, ну разве что издали на них посмотреть, ну или пук травы туда сунуть – она так трещит когда горит!
Мама ткнулась носом в макушку, понюхала волосы, кивнула:
– И правда, не у костра. А на солнышко смотреть нельзя, только через стеклышко закопченное, поняла? А то глазки испортишь. Ясно?
– Ясно! – я кивнула так, что косички через плечи перескочили.
– Ладно, – мама посмотрела на часы, присела на корточки, – Ты еще часик погуляй, а потом домой. Хорошо?
– Ага, – я снова быстро кивнула.
– Ну тогда беги, – мама звучно чмокнула меня в лоб, развернула, и слегка хлопнула ладошкой по попе.
Я с визгом понеслась во двор, к девчонкам на качелях.
– Ирка!!! Мне еще погулять разрешили! Ирка!
Вечером, когда во дворе все стало таинственным, волшебным, когда в домах загорелись уютным теплом окна, когда фонари вспыхнули светляками, залив двор желтыми кругами света, когда тени вокруг стали загадочными, необыкновенными, Ирка придумала новую забаву – прятки. Прятаться надо было там, где страшнее всего, где темно, где не разглядеть ничего, куда зайдешь, и словно в темноту провалишься – шаг, и нет тебя. И тут уже не понятно, что страшнее: то ли прятаться, то ли искать, потому что когда прячешься, только вначале страшно, а потом привыкаешь и глаза привыкают и видят, что вокруг все не так уж и плохо, и не так темно, и можно уже усесться поудобнее и смотреть, как Ирка тебя ищет, носится по двору по желтым кругам света, останавливается перед темнотой и, будто перед нырком набирая воздух, делает шаг во мрак. А когда ищешь сама… Страшно – это же надо в каждый закоулок залезть, везде все облазить, а там тени как живые, там ветки скрипят, горят чьи-то глаза в темноте – то ли кошки, то ли золотинка блестит, то ли… Страшно…
Я лежала в темноте, хорошо спряталась, тут меня и не найти наверное: под плитой, ее строители бросили еще прошлым летом, она уже и потрескалась даже, и кусок у нее на углу откололи, и теперь оттуда ржавая железка торчит. А плита эта, прямо у забора, в дальнем конце двора, у гаражей, – нет, тут Ирка точно не найдет! Если конечно мама сейчас не откроет окно и домой не позовет – отпущенный час прошел уже давным-давно.