⇚ На страницу книги

Читать 24-. Двадцать четыре минус. Стихи

Шрифт
Интервал

© Вадим Майданов, 2023


ISBN 978-5-0059-6805-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вадим Майданов, «Двадцатьчетыре минус»

«Посторонний я…»

Посторонний я:
по
сторонам
щурясь, тихо-хитрО
наблюдаю:
город —
беглый языческий храм,
вместо хора тут
вздор попугаев:
ритуальных, как заговор,
слов
люди службу несут
(вместе с телом
ежеличным
во власть Никого)
божествам,
в которых
не верят.
***

Summertime

Ночь пригладила ветренный шум,
как котёночка беглого белого.
Я заснуть не могу – не хочу!..
Тётя Ночь, спой мне колыбельную…
Негритянка споёт мне о том:
время лета пришло – не закончится
дождик солнца и море цветов,
сон-любовь, а не гроб-одиночество.
Пой старушка, я помню слова,
и тебе шепотком подпеваю я:
«Мальчик милый, не плачь – «don’t you cry!»,
жизнь вокруг, как собака страшна, но,
однако,
большая
и славная!»

«Он погибает в общаге…»

Он погибает в общаге,
где в коридоре – бесы,
мальчик застрял в плотине
собственных измышлений
в камере-комнате полной
углекислого леса:
дым сигареты ветвится.
К стенке прикован тенью,
он задыхается тем, что
сам же себе надумал:
«Люди скучны как звёзды,
я тут один как точка!»
Пишет письмо-ученье
племени тумба-юмба.
Чтобы «и жили как были»,
чтобы сожгли листочек,
автору нужный как тазик —
ёмкость для кровопусканья,
чтобы понизить давленье
или покончить с собою.
Он умирает, боится,
что завтра на этом диване
кто-то другой проснётся,
но снова от той же боли.
16 августа 2013

«Куда мне до вас…»

Куда мне до вас,
спешащих на поездах
далёко,
чтобы остаться такими же
одинокими.
Я вскрываю консервы памяти
на закуску —
выпиваю, любуюсь деревьями,
окнами.
И не хочется никуда-никуда,
только выйти на связь.
Ввод пароля и логина.
Электронная эпистолярия
усугубляет
градус разлуки
с той, что
уехала, арендовав мою голову.

«Прощай, родная!..»

Прощай, родная!
(Боже!)
Да… Пора… До встречи.
(Прости меня, мне стыдно
за то, что не с тобой
поеду,
а туда, где томно тёмна речка
проходит через город
вдоль сизых берегов,
где серые заводы-монстры
сирых честных
под вечер обращают
в психов и пьянчуг.
Там оборотни – все, кто
оправдался местом
существованья —
воют на мечту-луну.
С тобой же я – лунатик:
светлый и безумный,
и невесомо (с) вечен
смотрю тебе в глаза.
Мне стыдно,
страшно даже,
обратно в мир подлунный —
на Землю возвращаться,
в берлогу, где нельзя
быть дураком влюблённым.
Там я в данной роли
наивного пустого
подателя надежд.
Меня растят как жертву,
оборотень-бройлер,
хотя не ожидают,
что вырастет медведь)

«Вечер…»

Вечер
похожий
на утро перед отъездом.
Ветер прохожий.
Ясно и тихо,
и нету
ни собаки, ни вдалеке человека —
трамваи,
своей пустотою схожие со словами,
ползут затяжным караваном,
наверно, далёко.
Так целенаправленно движутся,
кажется, ёлка
сдвинется с места
в том же —
святом
направленьи.
Качнулась,
на месте осталась
аборигеном.
Ты гуляешь без шапки,
декабрь.
Сам вечер такой, что
«уезжай и забудь этот город,
тебя не заметят»,
и не спросят куда направляешься
(в гости, на почту).
Но ты остаёшься
в плену городских изометрий.
У тебя тут дела
и особая миссия…
Как же?!
От корней оторвёшься?! Как ель устоишь?!
или даже!..
Ты вернёшься домой,
значит завтра проснёшься,
увидишь,
что трамваи полны чувствотелами
трезвого вида,
что трамваи
идут всё по тем же
рельсам-дорогам
и по кругу,
по кругу,
по кругу
всё снова
и снова.
Выйдешь на остановке «Октябрь»,